Автор: Rina_Nettle
Фандом: Fallout New Vegas
Персонажи: жКурьер, Вульпес Инкульта
Жанр: AU
Размер: макси
Статус: в работе
Господа, я аццки каюсь за опоздание. Следующая глава еще готова всего на 3 листа, поэтому новая выкладка будет ближе к середине мая. Ну, зато осталось недолго и конец все ближе и ближе.
предыдущая глава
Глава 33.
Изменяться или изменять.
читать дальшеЛаний стоял на краю обрыва, с высоты преторианского холма обозревая заполненный легионерами плац. В центре площади полыхал огонь, треск горящего дерева и порывистый вой пламени явственно разносились в гробовой тишине, повисшей над фортом. Темные ряды людей выстроились плотной безмолвной стеной вокруг погребального костра; отблески огня оранжево-красными тенями скользили по мрачным траурным лицам.
С возвышения у штабной палатки открывался вид на весь лагерь, но Вульпес не стремился прорываться в первые ряды для лучшего обзора. С его места за тесным строем чужих спин и голов различалось лишь размытое огненное зарево, да яркие точки искр, взметающиеся в высь, в черное ночное небо. Он не видел ни деревянный помост, ни уже охваченное пламенем тело диктатора: несколько рослых офицеров из легатской свиты заслоняли Вульпесу обзор, но фрументарий не проявлял особого энтузиазма... все это напускное, неискреннее - лишь показуха для поднятия пошатнувшегося духа солдатни. Свое подлинное, сковывающее спазмом нутро и выворачивающее душу горе настоящий мужчина выразит не в толпе, но в одиночестве, когда уязвимое обнажение его истинных чувств недоступно никому более. По крайней мере для Вульпеса подобное поведение казалось единственно верным, он с неким внутренним стыдом торопливо отвернулся, заметив, что лицо стоящего рядом декана мерцает под факелом мокрыми дорожками по щекам.
Бездумное созерцание спины семифутового центуриона в какой-то степени даже настраивало на философский лад, способствовало отвлеченным размышлениям. На смену адреналиновому выбросу пришла отупелая усталость. Вульпес только что убил человека - единолично принятое решение; и до сих пор он не мог понять, вела ли его жалость или жажда мести. Сам факт хладнокровного прерывания чужого существования едва ли его смущал — война в корне меняет личное представление о ценности человеческой жизни. В большей степени Вульпес желал знать, одобрил бы покойный Цезарь его поступок? Вознегодовал бы, что виновному в его смерти профлигату удалось столь легко избежать изощренной кары, или же резонно и прагматично согласился бы с доводами, которыми руководствовался его верный офицер — отнять живой трофей у Мясника, саботируя его возвышение. Ланий собирался забрать власть у прямого наследника Цезаря, и цель помешать ему оправдывала любые средства. Инкульта лишь надеялся, что совершил верный выбор, и правда все еще на его стороне, а впоследствии ему не придется сожалеть о принятом решении.
В дюжине футов по левую руку от Вульпеса в окружении группы заискивающих лизоблюдов возвышался новый правитель легиона. Одна лишь мысль о самовольном принятии легатом этой должности вызывала у Инкульты прилив ярости. Непривычно было видеть Лания без маски — впрочем, его лицо не выражало ровным счетом ничего, словно литой металл и ранее являлся его истинной кожей. Пустые рыбьи глаза пристально впились в огонь, отражая на серой радужке желтые пятна света — ни скорби, ни триумфальной гордыни, лишь скука и равнодушное ожидание завершения публичного действа.
Ланий уже успел не единожды перехватить внимательный взгляд экс-главы фрументариев, большего Вульпесу и не требовалось для обеспечения алиби. Его никто не заподозрит в причастности к убийству Геннона, да и сомнительно, что вообще начнутся поиски виновного с целью покарать: мотив для сего поступка наличествовал у любого легионера, и вряд ли хоть кто-то станет сетовать, что убийца Цезаря по сей момент здравствует, пусть и в сомнительном комфорте, в мире живых. Инкульта знал, что помеха планам Лания сойдет ему с рук: незаметность и умение выжидать момент — основополагающие таланты шпиона, а уж в делах, касающихся тайной подрывной деятельности в тылу, Инкульта был признанный мастер: той же тактики он намеревался придерживаться до последнего в неофициальной, но открыто объявленной войне за наследие диктатора.
Вульпес вздрогнул, вырванный из отрешенного потока размышлений, когда кто-то осторожно тронул его за плечо. Он не обернулся, хотя по множеству косвенных деталей уже успел догадаться, что за его спиной сейчас находится Луций — тот давно уже нетерпеливо обхаживал фрументария, выжидая удобный момент. Вульпес ждал беседы с ним, но не предполагал, что терпения бывшего преторианца не хватит даже до конца похоронной церемонии.
- Нужно поговорить, - донесся приглушенный шепот за его ухом. Инкульта даже не повернул головы, сделав вид, что не замечает присутствия отставного командира гвардии. Едва разжимая губы, он негромко произнес:
- Отойди от меня. Через полчаса за браминьим загоном.
Луций не нуждался в повторении; мужчина невозмутимо отодвинулся и вскользь толкнул Вульпеса плечом, будто и не останавливался рядом, а лишь пытался прорваться ближе к краю обрыва, откуда открывался лучший вид на погребальный огонь. Их не должны видеть вместе, поскольку контакт двух изгоев с целью заговора выглядел вполне очевидным и предсказуемым поступком. Инкульта опасливо покосился в сторону Лания: похоже, тот не успел заметить их краткий обмен репликами, хотя на месте новоявленного диктатора Вульпес с самого начала приставил бы соглядатаев ко всем неугодным и просто вызывающим опасения личностям. За собой подобной слежки бывший фрументарий не заметил; впрочем, это не означало, что рано или поздно светлая идея о профилактическом надзоре не посетит голову Мясника.
Инкульта постоял еще минут двадцать, все так же равнодушно созерцая широкую темную спину неизвестного легионера; к этому моменту многие зрители уже начинали расходиться по палаткам, на общем фоне уход Вульпеса выглядел вполне своевременным. Ланий парой минут ранее покинул преторианский холм, что послужило негласным сигналом завершения публичного действа. Легионеры из соседнего легатского лагеря ушли в числе первых, форт постепенно возвращался в привычную колею повседневных нужд и забот.
Вульпес подошел к обрыву и мельком взглянул на обгоревший до неузнаваемости труп в окружении раскаленных углей. Тихо кашлянул в кулак, не желая вдыхать навязчивый запах: дым паленого мяса неуместно пробуждал чувство голода.
Он направился к своей палатке, но так и не зашел внутрь - вместо этого незаметно двинулся вдоль частокола в обход лагеря. Никаких признаков слежки бывший фрументарий все еще не замечал, но предусмотрительная осторожность давно въелась в привычки, стала второй натурой. Скрываясь в тенях, он обогнул обрушенный и залитый бетоном бункер метеостанции, обошел стороной бараки рабов, наконец, приблизился к загону для скота — обычно здесь не появлялись солдаты: не столько потому, что эта часть лагеря принадлежала рабам, но преимущественно из-за вони животных.
Брамины, как правило, содержались при любом крупном гарнизоне. Источник мяса и молока, сыра и масла; кости шли на корм легионным псам, а навоз на удобрение посевов. Топот, шорохи и шумное дыхание животных в некоторой мере заглушали посторонние звуки и слова, не предназначенные для чужих ушей. Единственный минус тайного места встречи — постоянно приходится в темноте всматриваться, куда ступаешь, поскольку биологические мины рассеяны в округе на каждом шагу.
Луций уже ждал в условленном месте, Вульпес издали заметил его крупный силуэт у ворот загона: в вопросах скрытности бывший лидер преторианцев отнюдь не показывал себя искушенным знатоком. Инкульта неслышно выступил из тени и поманил ожидающего мужчину за собой, Луций шагнул следом к ограде, в густую темноту.
- Итак, - начал Вульпес, морща нос от едкого запаха навоза и прелой травы. Выжидательно скрестил руки на груди, уже наперед зная, что предложит ему преторианец. Он мог бы облегчить переход к волнующей обоих теме, избежав околачиваний вокруг да около, сразу высказаться напрямую. Но Инкульта намеренно хотел помучить бывшего гвардейца, проверить не только его решимость, но и способность вести беседу достаточно осторожно и обстоятельно. В конце концов, затеваемое ими дело отчетливо отдавало предательством, по законам легиона влекущим за собой смерть, и к выбору союзника, даже соучастника в преступлении против власти, Вульпес хотел отнестись с максимальной осмотрительностью.
Луций оперся спиной о стену загона, плотно пригнанные бревна скрипнули под весом его тела. Инкульта знал, что мужчиной двигало отчаяние: сейчас он способен наворотить необдуманных поступков, о которых может после пожалеть — хорошо, что он отправился к нему сразу, в таком состоянии на бывшего преторианца гораздо легче повлиять.
Несмотря на многочисленные пересечения на штабных советах, Инкульта никогда не мог похвастать, что достаточно хорошо знал Луция. Он сумел бы в общих чертах предсказать его тактику и линии поведения, но лидер преторианцев обладал некой непредсказуемостью, основанной на безошибочной, почти пророческой интуиции. Порой в эту, казалось бы, не одаренную стратегическими талантами голову, приходили поистине бесценные идеи, словно некие милосердные высшие силы шутки ради помещали в сие невыдающееся вместилище мысли зачаточные предпосылки гениальных планов, которые, как правило, развивал и оттачивал Цезарь.
С ранних пор их знакомства Луций напоминал Вульпесу яо-гая: с виду добродушный увалень, простодушный и неповоротливый, но стоило раздраконить первого преторианца, как тот превращался в неумолимую машину для убийства - животная ярость вкупе с последовательной продуманностью атаки. Достаточно опасный соперник, чтобы его недооценивать: в свое время Ферокс испытал на себе почти фатальные последствия раздора с этим человеком. Вульпес до сих пор не знал, что именно стало предтечей слухов о приеме Дейлом наркотиков, повлекших конец его карьеры: сомнения Цезаря в абсолютной лояльности Ферокса или же его личные разногласия с главой преторианцев. Возможно, оба фактора сыграли в равной степени, но один урок Вульпес запомнил накрепко: Луцию не стоит переходить дорогу — не так уж он прост, как желает казаться.
- Я... - начал преторианец, замявшись в нерешительности, не зная, как продолжать. - Я хотел поговорить.
Вульпес выжидательно кивнул, терпеливо ожидая следующую фразу: ну разумеется, он шел сюда именно поговорить, а не вдыхать ароматы браминьего загона —Луций отнюдь не озвучил некую откровенную истину.
Мужчина тяжело вздохнул, бревенчатая ограда под его спиной вновь натужно скрипнула. Из-за частокола слышалось шумное топтание животных в вязкой, чавкающей жиже, брамины беспокоились, разбуженные человеческим присутствием вблизи.
- Ну... мы с тобой теперь в аутсайдерах, Инкульта, и положение дел мне совсем не нравится, - тихо произнес Луций, хмуро скрестив руки на груди и повторил, горестно качнув головой. - Совсем не нравится...
Вульпес молчал, пристально разглядывая темную фигуру перед собой. Он не торопил события. На что готов пойти этот человек, движет ли им личная обида, ощущение несправедливости или реальное осознание, что Ланию не под силу управиться с такой махиной, как легион?
Преторианец рассеянно почесал бровь, обескураженный выжидательной молчаливостью экс-главы фрументариев, и в итоге не выдержал, устав от отсутствия ответной реакции собеседника.
- Да жри тебя гуль, Инкульта, - прорычал он, оттолкнувшись спиной от забора и делая шаг вперед. - Ты и вправду готов позволить ему вышвырнуть тебя в деканские казармы? Мясник дорвался до власти и едва понимает, что творит! Я не собираюсь и дальше смотреть, как легат давит своей задницей трон, который ему не принадлежит! Место Цезаря должен занять его сын.
Вульпес не шевельнулся, пристально наблюдая за беспокойными перемещениями Луция вдоль загона: того и гляди врежет кулаком по ограде, высвобождая злость... сейчас им только еще забор свалить не хватало и распустить браминов по всему лагерю.
- В чем-то Ланий прав: ребенок не сможет возглавить атаку на дамбу. И на Нью Вегас тоже, - тихо заметил Инкульта, скрестив руки на груди и скептически покачав головой. - Сейчас легиону нужен сильный лидер.
На некоторое время Луций замер, сомневаясь, не ослышался ли он. Не совершил ли ошибку, доверившись этому человеку?
- Выходит, ты сдался? Поджал хвост, Пустынный Лис? - с презрением выплюнул Луций, склонившись к Вульпесу и обвинительно воззрившись на него сверху вниз. Инкульта не отступил, лишь равнодушно передернул плечами и бросил вскользь:
- Я говорю тебе о конкретном этапе, о ближайшем будущем. Взгляни правде в глаза: только Ланий сможет переместить линию фронта к калифорнийским горам. Захват этих территорий подорвет дух республиканцев, дальше останется не самая сложная часть: преследовать остатки разгромленной армии до их столицы. С этим справится и ребенок, Луций, если ты понимаешь, к чему я веду.
- То есть, ты предлагаешь...
- Тебе я предлагаю отправиться во Флагстафф, в соответствии с указаниями Лания, - твердо оборвал его Инкульта. - Позже я найду способ передать весточку, когда настанет удобный момент, чтобы привезти сюда Октавиана. Как только Стрип после всех обрушившихся на него бед станет вновь пригоден для обитания, мы сможем перенести большую часть административных корпусов сюда, как и хотел Цезарь — против этого Ланий не сможет воспротивиться. Пока же прояви терпение, сейчас ты нужен в столице, Луций.
Мужчина не ответил, задумчиво почесывая заросший подбородок. Разве не на подобную поддержку он надеялся, или же втайне ожидал, что Инкульта мигом разрешит все проблемы некой хитрой комбинацией или даже предложит незамедлительно устроить революцию? У Вульпеса имелись свои причины, по которым он предпочел бы избавиться от присутствия Луция в ближайшие дни. В голове уже в общих чертах вырисовывался план, как повернуть ситуацию себе на пользу.
После захвата дамбы Гувера и сломленного сопротивления Вегаса следует устранить самопровозглашенного лидера легиона, этот вопрос не подлежал иному разрешению. У Инкульты имелась едва ли неделя в запасе: промедление грозит исполнением приказа о полном переходе агентурной сети под контроль ставленника Мясника, что чревато непредсказуемыми последствиями — кто знает, сколь непоследовательно может распорядиться ресурсом этот Аргус. Медлить нельзя, к тому же простые солдаты легче перенесут очередную быструю смену власти в эти смутные времена: под эйфорией победы они примут практически любого нового лидера без протестов и мятежей.
Впрочем, даже если легион встретит свое поражение от республиканской армии, то после проваленного Ланием «божественного испытания его пригодности» пост командующего займет по праву Джон Солус. Бывший префектус первой центурии куда более сговорчив и доступен для манипулирования: по всей вероятности, Вульпесу удастся вернуть былую должность и вытянуть максимум пользы для себя. Полезные советы, показное уважение и лесть, мелочные инновации, поданные под соусом зацепок и намеков, из которых новый глава легиона может самостоятельно развить идею, ни на секунду не усомнившись, что является ее единоличным автором. При власти Солуса Инкульта, по сути, может стать вторым человеком в легионе, даже не претендуя на должность легата и правой руки: идеальное положение без полноты груза ответственности и с почти неограниченной свободой воплощения своих планов. Октавиан при подобном раскладе окажется лишним: впрочем, это только на время — Джон Солус уже не молод, да и сын Цезаря вскоре достаточно подрастет, чтобы заявить о своих притязаниях. Сделать из мальчишки новую марионетку не выглядит сложной задачей: под эгидой наставничества Инкульта без труда завоюет его доверие.
Впрочем, радужные планы омрачались лишь единственным, но достаточно серьезным препятствием на пути к их достижению. Ланий. С безнадежным отчаянием Инкульта понимал, что легкомысленно недооценил оппонента, и за эту оплошность пришлось серьезно поплатиться, ошибка оказалась критической.
Если на время Вульпес не смирится со своим положением, то Мясник попросту устранит его. Теперь Инкульта пытался анализировать поступки нового вождя уже с иной точки зрения, поскольку очередной промах мог стать фатальным. Почему легат вообще дал ему шанс и откомандировал в первую центурию? Он мог вернуть бывшего главу фрументариев в должность декана, в которой шесть лет назад Вульпес покинул регулярную армию, но вместо этого он наделил его немалыми полномочиями. Не желал выглядеть тираном? Ланию всегда было начхать на подобного рода условности...
Мясник определенно стремился отнять у Вульпеса прежнее влияние, но делал это постепенно, словно наслаждался его падением, неторопливо смаковал унижение соперника. Снятие Инкульты с должности лидера фрументариев стало лишь началом. Впрочем, Вульпес догадывался, по какой причине Ланий не обошелся лишь его смещением и практически расформировал весь шпионский корпус. И даже не столько из-за личных убеждений и твердой уверенности, что несколько сотен подготовленных агентов окажутся куда полезнее с мачете в рядах манипулы, нежели с передатчиком за линией фронта. И не потому, что Ланий искренне верил, что поражение на дамбе переломит хребет НКР, и после решающего боя никакие донесения о панически бегущих отрядах республиканцев уже не будут важны для молниеносно наступающего легиона. Подобная самоуверенность не оправдывалась отсутствием элементарной предусмотрительности: довольно деликатная проблема Лания заключалась в банальной неграмотности — он так и не научился писать и с мученическим трудом читал донесения и депеши, на которых и строилась работа шпионской системы. Упрощение, примитивизация системы до уровня нового лидера: никто не любит умников в своем подчинении, особенно когда большая часть их деятельности лежит далеко за гранью понимания.
Вульпес раскусил его довольно давно: еще в звании центуриона Ланий избегал бумажной работы, а любые приказы командования, включая секретные и предназначенные лишь лично ему, требовал озвучивать вслух. Позже, при вступлении Лания в должность легата, Цезарь даже просил молодого фрументария Вульпеса, неплохо образованного и отчаянно метящего на место в штабе, восполнить пробелы в знаниях Мясника. Но эти неблагодарные занятия прервались довольно быстро: Инкульте едва хватало терпения и выдержки, чтобы не начать отчитывать бестолкового великовозрастного ученика, а изначально скептично настроенный Ланий видел в этих уроках прямое оскорбление его достоинства.
В сложившейся ситуации персональные лакуны в общей компетентности нового лидера легиона приняли вид серьезной проблемы: стремление Лания к примитивизму отнюдь не сулило положительных преимуществ в военной кампании против технологически развитого запада.
Впрочем, Инкульта планировал сыграть и на этой слабой стороне своего противника. Ему надлежало лишь использовать Мясника как средство для достижения цели, а позднее это средство устранить. Главное — самому выжить в процессе, поскольку Вульпес подозревал, что их противостояние еще только началось, и любая провокация, неосторожный поступок или лишнее слово с его стороны могут усугубить и без того нелегкое положение.
И наиболее сильное беспокойство у Инкульты вызывала Рэйчел. Вероятно, с его стороны весьма предусмотрительно было убрать девушку за пределы досягаемости Мясника: тот явно воспользовался бы лишней возможностью унизить Вульпеса, задействовав как разменную монету курьера, чьи отношения с фрументарием не являлись тайной. С диаметрально противоположной, более прагматичной точки зрения, Рэйчел могла послужить и целям Инкульты... только хватит ли у него решимости начисто отмести в сторону личные эмоции и вывести на поле битвы дорогого ему человека, словно пешку, предназначенную на съедение ради мифической надежды, что она пройдет испытание и станет ферзем.
Если следовать по задуманному Цезарем сценарию, то курьер может стать страховочным вариантом Инкульты. После такой жертвы Ланий не посмеет уничтожить Вульпеса, хотя бы ради интересов Рэйчел, чтобы окончательно не настраивать ее против себя. Жизнь бывшего главы фрументариев станет гарантом подчинения и надлежащего поведения девушки — этот козырь легат не сможет так просто скинуть с рук.
В перспективе курьер приобретет определенное влияние, обоснованное недолговременным браком с запланированно-покойным легатом — Инкульта лишь надеялся, что краткий срок этого вынужденного союза не нанесет непоправимого вреда здоровью Рэйчел... он предпочитал не задумываться о деталях, отвергнуть чувства и готовые явственно всплыть перед внутренним взором картины, как эта огромная туша силой берет женщину, которую Вульпес считал своей.
Четкая стратегия, холодный расчет без эмоций и частных интересов: словно черно-белый чертеж, который нельзя раскрашивать яркими красками, иначе действенная схема примет облик чудовищного монстра — сама идея воплощения подобного творения вызывает ненависть и отвращение к самому себе. Лучше просто не думать, не впускать в сердце, а лишь выполнять, отключив ненужные переживания: ничто не дается даром, и порой лучше не задумываться о цене, потому что начнешь сомневаться, способен ли ты ее заплатить.
Всего неделя или, максимум, десять дней. Вынужденная жертва, стоящая риска. Не в первый раз он наступал на горло собственным желаниям ради насущной необходимости. Лишь странно и необычно, что на этот раз ему приходилось отдавать все, чтобы в итоге получить еще больше: ультимативный ход ва-банк, но на кону ставка, превышающая даже его собственную жизнь.
Ему нужно было подумать, поразмыслить на свежую голову над стратегией, прежде чем окончательно принять определенное решение — не сейчас, не после бессонной ночи на пределе нервного и физического истощения.
Вульпес распрощался с отставным преторианцем, оставив того с укоренившейся уверенностью, что в его отсутствие Инкульта разрешит проблему с Ланием тем или иным методом. Без сомнения, Луций последовал его совету затаиться в тылу с явной неохотой, но в итоге ему пришлось согласиться из-за отсутствия прочих вариантов: поспешные импульсивные порывы могли дорого обойтись обоим заговорщикам. При сложившемся раскладе Вульпес отчаянно жалел, что не может разорваться на две половины и подготовить в столице почву для зарождения сомнений в правомерности притязаний Лания. Без вмешательства активиста сами сенаторы не станут проявлять инициативу и предпочтут выждать, а сохранять нейтралитет мнений они могут хоть до конца войны. Инкульта намеревался передать несколько писем вместе с Луцием, способных разжечь интерес в определенных кругах к некоторым реформам, но слова следует выбирать крайне аккуратно. Письма станут лишь оброненным зерном, которое потребует еще долгой заботливой опеки, прежде чем даст первые всходы. Сам Луций не сумеет сподвигнуть этих трусов на открытый бунт — у него нет достаточного веса в политических кругах, он всего лишь солдат, вояка... впрочем, это далеко не самая важная из господствующих проблем, а их, как известно, следует решать последовательно и постепенно.
Небо над фортом уже светлело, когда Инкульта вернулся в свою палатку тем же окольным путем, вновь предусмотрительно убедившись в отсутствии слежки. Глаза смыкались под тяжестью век, но мужчина заставил себя заново включить радиопередатчик: просто чтобы убедиться, что с Рэйчел все в порядке. За прошедшее время она или Аттикус должны были исправить неполадки со связью, что бы у них там ни приключилось. Оба не малые дети: давно должны сообразить, что если радио молчит, то это неспроста. В противном случае... можно официально начинать волноваться и отправлять запрос в Коттонвуд, чтобы, согласно протоколу, посылали вооруженную группу на пост Аттикуса.
И все же Вульпес не слишком загружал себя негативными фантазиями: он склонялся к версии истолкования проблемы механической поломкой. Рейдеры, отряд республиканцев, даже Братство Стали — сколь угодно опасный противник не сможет с легкостью вторгнуться в эту хижину. Минное поле предохраняет от нежеланных гостей, окрестные холмы отлично простреливаются из щелей бойниц — не так-то просто подобраться незамеченным, если только крупная военная формация не поставит своей целью взять штурмом эту точку. Но кому сдалась заброшенная хижина, не несущая ни стратегической, ни какой-либо вообще важности!
Впрочем, обеспокоенность Инкульты вскоре развеялась: спустя полторы минуты в наушниках все же раздался тихий треск, и прерывающийся помехами слабый голос Аттикуса ответил на его запрос.
- Что у вас там? Почему не отзывались на позывные два часа назад? - раздраженно потребовал объяснений Вульпес, испытывая существенное облегчение пополам с гневом на этих двух бестолковых тупиц, заставивших его поволноваться.
Отвратительное качество принимающего сигнала сглатывало в динамиках половину слов, но общий смысл о похоронах рекрута Аттикусу удалось донести до старшего офицера. Инкульта закрыл глаза и тяжело вздохнул:
- Где Рэйчел?
- Получили... из Коттонвуда... смерти Цезаря... очередные... какой-то, скажи мне сам, Ин...
- Поправь антенну, Аттикус. Ты меня слышишь? - уточнил Вульпес, расторопно регулируя настройки шипящего приемника.
- ... рошо... Женщина... в Коттонв... знать сама.
- Что?!!
Инкульта раздраженно вдарил ладонью по крышке приемника. Неожиданно этот нехитрый метод подействовал, и следующая фраза собеседника прозвучала достаточно четко.
- К рассвету будет на переправе, свяжись с ней там, слышишь? До начала штурма она вернется обратно с новостями. Инкульта?
- Да что такое с этой грудой железа... - раздосадованно пробурчал Вульпес, сумбурно пытаясь проанализировать возможные причины неполадок вплоть до прослушки или глушения сигнала. В ответ ему донеслось четкое: «Нормально, все слышу».
- Рэйчел в Коттонвуде? - переспросил Вульпес. Изменение планов: стремительное, ошарашивающее, резкое, словно удар под дых. Протяжно и шумно выдохнув воздух через рот, он медленно откинулся на спинку стула: вполне предсказуемо, девушке не сиделось на месте! Но разве он всерьез делал ставку на иное поведение, мифическое безоговорочное послушание?
«Знать сама», как донеслось до него из обрывочных реплик Аттикуса — разумеется, под видом получения информации, курьер рванула в Коттонвуд. «Хотела все узнать сама», очевидно. И Вульпес практически не сомневался, что позже она найдет новый предлог, чтобы переправиться через реку и по удивительному стечению обстоятельств оказаться в форте.
- Почему ты отпустил ее? Кажется, я дал тебе предельно ясные указания.
- Она вернется к вечеру, во время штурма будет здесь, под защитой, - возразил Аттикус, надеясь, что сможет доказать обоснованность своей инициативы. В отличие от прочих командиров легиона, Инкульта отличался лояльностью к самоуправству подчиненных в случаях, когда оно шло на пользу делу.
- Обрывки слухов из Коттонвуда заставили и меня подергаться, - продолжал настаивать на своей позиции Аттикус. - Говорят, что Цезаря убил какой-то профлигат, а Ланий уже едва ли не весь частокол вокруг лагеря увешал головами опальных офицеров. В общем, я мог бы ее удержать, но... не хотел. Твоя женщина выяснит информацию и вернется.
- Рэйчел, Аттикус. Ее зовут Рэйчел Флинт, - жестко произнес Вульпес. - И она не вернется, потому что отправится сюда, ко мне. А ты... Тобой я не доволен.
- Префектус, я... - попытался оправдаться фрументарий, к своему несчастью превосходно представляя, что стать причиной «недовольства» Инкульты сулит гораздо худшие перспективы, нежели конкретное сиюминутное взыскание или наказание. Ничего хорошего для него подобное замечание не обещало, и уж точно сей проступок не будет позабыт со временем по причине короткой памяти.
Командир фрументариев даже не станет слушать оправдания, и Аттикус знал это. И словно сквозь многомильное расстояние отчетливо видел, как Вульпес устало тянется к выключателю приемника, желая прервать утомивший его диалог.
- Инкульта! - отчаянно позвал он. Динамик зашипел и свистнул, будто говорящий вжался в микрофон губами. - Скажи мне, это правда... про Цезаря?
В голосе Аттикуса звучало смятение и какое-то обреченное отчаяние. Ему нужен был этот ответ — больше, чем отмена любого наказания и бесполезные попытки смягчить свою вину в неловкой ситуации с курьером.
Вульпес чуть помедлил, его пальцы застыли возле тумблера, чуть подрагивая от общей предельной усталости. Он разжал губы и вновь закрыл рот, так и не произнеся ни звука. Затем склонился к передатчику и четко произнес:
- Это правда.
Последующая тишина убедила Аттикуса, что сеанс связи окончен.
Некоторое время Инкульта сидел неподвижно, устало закрыв лицо ладонями. Ему следовало переоценить изменившуюся ситуацию: Рэйчел отправилась к переправе и, похоже, сама судьба уже приняла решение вместо него. Если раньше он мог надеяться, что девушка переждет штурм вдали от военных действий и он не станет впутывать ее в свои дела, то теперь она по доброй воле так и рвется в гущу событий. Возможно, ему все же стоило...
Он резко вздрогнул, почувствовав, что проваливается в сон. Выпрямил спину, протер покрасневшие глаза и вновь склонился к передатчику, меняя настройки радиостанции.
- Седьмой пост на связи, прием.
- Инкульта. Как слышите? - хмуро обозначился Вульпес, подперев подбородок рукой. Дежурный из Коттонвуд Коув четко отрапортовал о незначительных помехах и слабом сигнале, и бывший фрументарий сдержался в последний момент, чтобы со всей силы не врезать по осточертевшему барахлящему передатчику. Остановился лишь потому, что усталость все же брала верх над гневом.
- Прямой приказ под исполнение центуриону Аурелию: Рэйчел Флинт доставить в форт при первой удобной возможности.
- Принято. До какой степени допустимо применение силы? - осторожно осведомился у Инкульты легионер. Некоторое время Вульпес пытался понять суть вопроса, и конечное осознание взбесило его:
- Ни до какой! Она все еще ценный агент легиона и носит Знак Цезаря!
- Так точно, префектус, - быстро подтвердил его собеседник с переправы.
- Короче, если хоть волос упадет...- утомленно вздохнул Инкульта — достаточно громко, чтобы микрофон шумно зашуршал. - Все кары дальше можешь домыслить сам. Надеюсь, приказ ясен?
- Так точно, префектус, - повторил легионер.
- Конец связи, - буркнул Инкульта, срывая с головы наушники и, не глядя, грохнул их куда-то на стол.
Четыре часа сна едва ли помогли Вульпесу как следует восстановиться и почувствовать себя снова в форме. Казалось, этот краткий отдых позволил лишь сильнее ощутить, как негативно сказывается на организме постоянное недосыпание, наложившееся поверх постоянного нервного напряжения.
Инкульта поднялся по привычке к общему завтраку: хотел он того или нет, но долгие годы армейской службы сформировали своеобразный универсальный будильник, работающий вне зависимости от места и обстоятельств. Как и во многие дни ранее, сегодня он проснулся в строго обозначенное время общего подъема — биологические часы против желания и воли настаивали, что промедление и лишние минуты отлеживания боков в постели будут иметь последствия в виде наказания от казарменного дежурного или, в лучшем случае, опоздание на завтрак повлечет крайне неприятное ощущение пустого желудка.
В последние годы в связи со своим положением и приятельским контактом с поварихой Инкульта мог с легкостью отступать от нормированных правил и завтракать чуть позже, но именно сегодня он хотел присутствовать на офицерской кухне в официально отведенный на завтрак час. В животе урчало еще с прошлого вечера, ему требовалась пища, причем не столько для тела, сколько для ума. Информация. И общий сбор в столовый являлся лучшим поводом ее получить.
Нарождающийся день обещал стать не по-зимнему жарким и ветреным, что сулило тучи пыли, покрывающие кожу тонким налетом, в придачу к пекущему солнцу, словно уже опробовающему свою полную силу после январского истощения. Белесые клочья облаков летели высоко в небе, разрываемые воздушными потоками на разреженный, почти прозрачный пух. Ветер кружил пылевые вихри по центральной улице форта, порывами бросал в глаза песок, заставляя щуриться и натягивать шейный платок повыше.
Мрачные настроения царили в лагере. Патрули и снующие меж палаток солдаты сонные и неизменно хмурые: новое утро не несло надежду, не обещало бесследного истаивания вчерашнего ночного кошмара. Рабы вели себя тише обычного, но вряд ли кому-то из воинов пришло бы в голову срывать на них злость в такой момент — перед грядущим штурмом каждый человек на счету, а в свете последних обстоятельств смены руководства никто из легионеров не мог быть уверен даже в собственном будущем, не говоря уже о шатком положении прислуги. Кто знает: возможно, и этим людям завтра вручат по мачете и пошлют на штурм дамбы, где всем и каждому под флагом быка придется сражаться плечом к плечу. С Лания станется пустить в бой даже преторианский резерв... он не может проиграть решающую битву, вырвет победу любой ценой — возможно, даже принеся у подножия дамбы Гувера в жертву богу войны весь легион до последнего человека.
Вульпес медленно брел вдоль лавок солдатской столовой, делая вид, что ищет кого-то. На самом деле прислушивался к разговорам, пытался проникнуться настроениями рядовых. И почерпнутая информация отчасти пугала, но в то же время вселяла некую надежду в обоснованность задуманного свержения власти Мясника. Мнения разделились: часть солдат, сражавшихся раньше под началом Лания, в смешении гордости и боязливого беспокойства увещевала, как легат хорош в бою. Но в большинстве своем легионеры не желали признавать никого, кроме Цезаря — просто не верили, что другой человека на его месте способен одержать победу в грядущей битве. Цезарь был не просто лидером, основателем империи — он являлся символом, сутью самого легиона. В конце концов, многие воспринимали его не иначе как истинного бога.
Солдаты сомневались и в своих силах: частично из-за непривычки, недоверия к новому вождю и даже порожденной страхом ненависти, частично из-за суеверий, которые подкреплялись примером предшествующего Ланию легата, потерпевшего сокрушительное поражение на этом же месте четыре года назад. Легионеры определенно казались выбитыми из колеи, морально не готовыми к битве, но Вульпес знал, что промедление и откладывание решающего боя еще опаснее, нежели этот трусливый запашок неуверенности в силах командования. Уж лучше колебания и сомнения, бурлящие заблаговременно, за несколько предшествующих дней настроившегося на бой человека, чем разброд мнений, вынужденный простой для утрясения политических дрязг и, вследствие бездействия, еще сильнее подорванный боевой дух окончательно запутавшихся воинов.
Вульпес слушал негромкие переговоры медиков у лазарета, перешептывания посудомоек, тихие и боязливые обрывки реплик девчонок на полевой кухне. Среди обслуги царила та же неуверенность на грани паники. Инкульта неспешно перемещался по лагерю, и повсюду его преследовал тот же налет смятения и страха перед будущим.
Беседы в офицерской столовой выделялись неприкрыто наигранной бравадой и невеселыми шутками, но подобная показная расслабленность не могла обмануть шпиона: сама атмосфера меж длинных столов подспудно несла ощутимый отпечаток той же обреченности, что и повсюду в форте.
Вульпес терпеливо ждал, пока старая повариха соизволит оторваться от размешивания каши в огромном чане и обернется к мужчине с полным черпаком. Внушительный комок разваренной крупы плюхнулся в миску, следом еще один, и еще — непривычно большая порция. Каша с мясом и даже с какими-то зелеными вкраплениями приправ: последняя трапеза по обыкновению достойная и щедрая, поскольку припасы более не имеет смысла экономить — количество едоков вскоре заметно сократится.
Инкульта отстраненно наблюдал за уверенными и четкими движениями темных морщинистых рук поварихи. В чем-то даже завидовал этой женщине: механические действия, не требующие большого ума, только приобретенного с годами навыка. Кухня — ее стихия: варево, кастрюли, поварешки; и старая Марта вряд ли почувствует на себе радикальные изменения от смены лидера легиона. Все та же каша и бульон, которые и при Цезаре, и при Лании одинаковы на вкус. Имеет значение разве что цена ее свободы: Вульпес слышал, что диктатор некогда предложил верно служившей ему многие годы кухарке права вольного гражданина. Марта отказалась. Ответственность, налоги, принятие единоличных решений и полное самообеспечение всем необходимым от жилья до одежды и продовольствия — гораздо больше сложностей и лишней головной боли, нежели на положении раба: в ее конкретном случае, довольно почетном положении. Жалела ли она теперь о принятом решении — сейчас она оказалась бы вольна просто уйти из лагеря прежде, чем начнется битва. Да и Ланий со своими реформами рано или поздно доберется до низов: того и гляди придется и старухе встать в ополчение, прихватив половник и кухонный тесак.
Непривычно ссутулившаяся фигура женщины уже говорила Инкульте о многом: у Марты вновь обострились боли в суставах, что часто случалось из-за перемены погоды, а общий климат на фортификационном холме вчера изменился радикальнейшим образом. Надвигалась буря. Вульпес не отказался бы задать женщине много вопросов: она видела и знала больше, чем мог расследовать он сам в недолгие минуты пребывания среди настороженных собратьев по оружию. Он теперь в некотором роде пария, персона нон грата, да и никогда раньше в его присутствии не велись откровенные и легкомысленные разговоры: люди не зря опасались главу тайной агентурной сети. Марта могла бы рассказать ему немало, но Инкульта просто не знал, с какого вопроса начать, как построить обращение, чтобы не напугать женщину своим внезапным интересом. Да и не дождется он честного ответа: рабы редко откровенничают со своими хозяевами. Вместо прямой попытки выведать конкретную информацию он всего лишь задержался возле котла чуть дольше и, склонившись к старухе, негромко спросил:
- Ты боишься, Марта?
Женщина подняла на него удивленные голубые глаза, подернутые мутной поволокой старческой близорукости. Некоторое время пыталась вникнуть в суть вопроса, ища некую угрозу или скрытый подвох. Она знала, сколь опасен этот молодой харизматичный парень, годящийся ей не просто в сыновья — вероятно, даже во внуки... Но он никогда не проявлял к ней агрессию, наоборот — всегда был подчеркнуто вежлив и внимателен. Как и Цезарь, по достоинству оценивающий ее заслуги.
- Да, боюсь, - тихо вымолвила она, потупив взор. Черпак затрясся в твердых пальцах, внезапно охваченных тремором. - Все боятся, Вульпес... Даже не так, как четыре года назад — хуже.
Инкульта остановился на миг, обхватив миску обеими руками. Рядом с ними возле котла никого не было, и Вульпес не спешил уходить, ожидая, что женщина еще не закончила свое небольшое откровение. Страх смерти пробуждает внутри и не такие слова, которые всегда легче произнести в лицо незнакомцу, не решаясь признаться кому-то более близкому, а чаще даже и самому себе.
Она растерла лоб нервно подрагивающей ладонью. Мокрый комочек крупы налип на ее висок — в такие моменты отчаянно хочется как-то тактично намекнуть человеку на небольшую проблему со внешностью или же стряхнуть мозолящий глаза раздражитель своей рукой. Но через мгновение комок соскользнул на плечо, а затем на песок под ногами.
- Знаешь, мальчик, люди боятся всего: рейнджеров, Лания, своего будущего, перемен... Этой войне не видно конца. Простым людям не нужна дамба, земля по ту сторону реки, чужие богатства — мы хотим просто выжить. Хотим увидеть завтрашний день. И если в твоих силах, Вульпес, хоть что-то сделать для этого, то сделай... Хотя бы ради той лишней порции масла, что я всегда добавляла тебе в паек...
Мужчина не находил слов, растерянно глядя на старую повариху. Он не ожидал от нее подобных просьб, подобной веры и надежды. Инкульта торопливо кивнул и отвернулся, не желая встречаться взглядом с этими молящими, подслеповатыми голубыми глазами на иссеченном глубокими морщинами лице. Тихо отошел в сторону и, опустившись на свободную лавку по центру, неспешно принялся за еду. Кухарка сегодня действительно расстаралась: каша была очень вкусной, несмотря на то, что кусок не лез в горло.
Всего лишь третий визит в форт, но Рэй охватило чувство, будто она уже сотню раз проделывала этот путь: с песчаной отмели восточного берега Колорадо и вверх по холму, по широкой разровненной тропе к воротам лагеря легиона. Каждый раз она приходила сюда в сумерках, когда ночную тьму рассеивает лишь рваный огонь факелов патруля и тусклый блеск медяка луны, покоящегося на самой кромке черного горизонта.
Сапоги намокли в воде во время высадки: паромщик отказался подгонять плот ближе, чтобы не сесть на мель. Теперь под стельками неприятно чавкала влага, а обмотки внутри обуви липли к ноге; впрочем, курьер надеялась избавиться от этого временного неудобства, как только доберется до палатки Инкульты. Промокшие и стертые ноги едва ли могли испортить настроение девушке: она уже предвкушала награду за свои страдания, ожидающую ее в конце пути. Центурион в Коттонвуде сообщил, что Вульпес лично приказал переправить ее к нему в форт. Означало ли это, что Инкульта действительно влип в неприятности и нуждался в любой помощи, или же наоборот успел взять ситуацию под контроль до такой степени, что девушке уже ничто не могло угрожать в растревоженном последними событиями лагере... при любом раскладе Рэй радовалась одной лишь перспективе вновь увидеть любимого. Просто находиться с ним рядом, а уж вместе они прорвутся, преодолеют трудности вдвоем — плечом плечу, бок о бок. Именно то, чего она желала изначально.
Где-то в глубине души курьер даже отваживалась на смелые фантазии, что Вульпес мог просто соскучиться, или же осознал всю силу своих чувств, мешающих безраздельно сконцентрироваться на деле. Самонадеянное предположение, но девушке оно льстило: тот самый случай, когда лучше не знать правду и даже не спрашивать о ней.
Крутой подъем тропы в гору не вызывал затруднений, дыхание оставалось столь же ровным, курьер чувствовала прилив сил. Она отлично выспалась, поскольку переправу задержали из-за повышенной активности республиканских снайперов. Заправляющий в Коттонвуде центурион настоял, чтобы девушка пересекла реку ближе к рассвету, в наиболее безопасные часы, когда ночь сгущает тени до черноты, а рука затаившегося в холмах стрелка уже начинает дрожать от усталости и напряжения. Заночевала Рэй в одиноко стоящей хижине у причала: все в той же полуразвалившейся лачуге, где некогда останавливалась еще в компании освобожденной из рабства девчонки. Первый визит в форт значительно отличался от данной прогулки: курьер смела надеяться, что изменилось, как минимум, отношение к ней солдат легиона — ее не преследовали более недоверчивые, косые взгляды, ладони часовых не замирали на рукояти оружия при ее появлении. Что самое главное — не звучали более сальные и двусмысленные шутки в ее адрес, похотливые намеки на ее пол, рассматриваемые в контексте пригодности женщины лишь в качестве подстилки для солдатни. Вероятно, здесь все же крылась заслуга Инкульты, явственно обозначившего свои права на нее, но перемена оказалась по меньшей мере приятной. Рэй чувствовала себя на своем месте, действительно принадлежащей легиону, разделявшей общую с этими людьми идею. Не осталось следа от той девчонки-сорвиголовы, ищущей шанс подзаработать и если не найти приключений, то хотя бы посмотреть на мир более чем с одного угла. Еще в ее жизни появился Вульпес... собственно, именно он и помог обрести в этой никчемной и поверхностной жизни некую цель. И Рэй желала бороться за эту опору до конца, до последней капли крови: после принятия в стаю уже сложно вернуться к прежней жизни волка-одиночки. Возможно, именно к этому она стремилась всегда: прибиться к группе истинных хищников, не в силах более выносить бесцельное существование в стаде вызывающих омерзение и жалость не то людей, не то животных.
Зыбкая грань между глубокой ночью и первыми признаками близящегося рассвета: небо еще черно, а тени густые и непроницаемые, но тусклое нежно-розовое зарево где-то за линией горизонта обещает вскоре разогнать вязкую пелену непроглядного мрака. Уже замолкли сверчки, и предрассветная тишина кажется особенно гулкой, воздух чист и свеж. Скрип шагов по песчаной дороге, тихое жужжание робота, далекий лай собак на вершине холма за оградой лагеря.
Несмотря на ранний час, форт уже пробуждался. Сменились патрули, на крутом каменистом склоне неподалеку от ворот инструктор вовсю гонял стайку сонных мальчишек-рекрутов, в данный момент своего существования явно готовых без колебаний перейти на сторону республиканцев в обмен на лишние пару часов сна. Мимо поднимающейся к лагерю Рэй прошли три рабыни с кувшинами, позевывая и негромко переговариваясь; поравнявшись с курьером, девушки испуганно замолкли, глядя во все глаза на гостью и ее механического спутника. Рэй даже не обернулась в их сторону, продолжая свой путь.
Самоубеждение или иллюзия, а возможно просто желание принять родную общину Вульпеса, точно так же считать легион и своим собственным родным домом. Всегда приятно осознавать, что тебе есть, куда возвращаться. Ради чего возвращаться. Две пули в голове отрезали доступ к прежним воспоминаниям курьера, к ее привычкам и былым связям — ныне их заменили новые. И Рэй хотелось верить, что она наконец-то смогла найти свое истинное место в заново открытом мире.
Воодушевление, непривычная легкость, словно и не довлел над ней внушительный груз проблем. Возможно, от любви действительно сходят с ума, но это сумасшествие оказалось приятным: дурные мысли просто отфильтровывались, не воспринимались всерьез.
Грядущий штурм дамбы они с Вульпесом переживут. Должны пережить — вряд ли Инкульта окажется в бою на острие атаки, возглавляя ударную волну легиона. А если слухи о смерти Цезаря, растревожившие Коттонвуд, являлись правдой, то лучшей возможности для стремительного взлета фрументария к вершинам власти и представить было нельзя. Наконец-то освобожденный от слепого, восторженного преклонения перед диктатором, Инкульта сможет поставить в приоритет собственные интересы, а не угождать Цезарю. Оставался еще Ланий... всего лишь ступенька к достижению цели, к обретению власти. Крайне сомнительно, что в ближайшие дни девушка вызовет у него интенсивный интерес — легату хватает проблем и с армией, и с профлигатами. Разумеется, в общем и целом Мясник — это неприятность... довольно большая по размерам неприятность, но ее нужно принять как должное, перетерпеть. Время все расставит на места, многое еще может случиться. А случиться с Ланием может все, что угодно, начиная смертью от ран и заканчивая смертью от яда: ключевое слово в сложившемся положении именно «смерть», и любой исход — это лишь вопрос времени, терпения и удачного стечения обстоятельств для претворения замыслов.
С юго-востока к воротам форта приближался небольшой торговый караван: два вьючных брамина и мужчина с винтовкой. Часовые оживились, нетерпеливо ожидая, пока торговец приблизится к ним. Караванщик поднял выше свой масляный фонарь и, обогнав едва плетущихся нагруженных животных, двинулся к форту быстрее. Рэй издали различала довольную улыбку на его обветренном лице.
Девушка включила подсветку пип-боя, что нечасто могла позволить себе ночью, не рискуя привлечь ненужное внимание, не опасаясь поставить под потенциальную угрозу свою жизнь. Сейчас фонарь освещал дорогу под ногами, рассеивая серый предрассветный сумрак. Первый пост патруля она миновала без задержек: часовые лишь равнодушно кивнули курьеру, явно опознав ее личность, и обратили все внимание на подошедшего караванщика, который в порядке особой привилегии спешил продемонстрировать охране дефицитные товары.
Мальчишки-рекруты, взмокшие и тяжело дышащие от длительного бега, пронеслись совсем рядом с Рэй, одарив гостью любопытными взглядами. Девушка краем уха услышала подтверждающий шепот одного: «Випера Инкульта» и впервые почувствовала нечто вроде гордости, не без удовольствия смакуя на слух эту прицепившуюся к ней кличку. Ее новое имя. Спина будто сама собой распрямилась, а в походке появилась уверенность и твердость. Легионер-наставник, присматривающий за тренировками подростков, издали смерил курьера оценивающим взглядом и едва заметно кивнул в качестве приветствия, что вызвало у Рэй новый прилив тщеславного удовольствия.
Тихий хныкающий стон откуда-то с обочины привлек внимание путницы: в полумраке тусклый луч пип-боя выхватил сгорбленный тонкий силуэт, согнувшийся под весом огромного тюка. Рэй чуть изменила траекторию маршрута, шагнула ближе, пытаясь разглядеть эту странную молодую женщину, пытающуюся тащить куль тряпья, размерами едва ли не превышающий ее саму дважды в обхвате.
Заметив внимание со стороны Рэй, рабыня сперва боязливо отвела взгляд, затем затравленно, испуганно покосилась на курьера с затаенной надеждой и почти картинно застонала.
- Чего с тобой? - нахмурившись, задала вопрос Рэй. Интерес ее носил чисто академический характер: если эта юная особа рассчитывала на помощь с ее стороны, предположим, из женской солидарности, то она глубоко заблуждалась.
- Чертовы камни, ничего в темноте не видно. Ногу вот подвернула, - пожаловалась рабыня, сбросив на землю тюк и с явным облегчением опускаясь на землю. Рэй осветила ее правую лодыжку — нога не носила следов травмы и даже не казалась припухшей, но скудное освещение могло не выдавать всех деталей.
- Белье, - пояснила девушка, кивая на свою ношу. - Сказали постирать, потому что через сутки все это пойдет на бинты... Беда в том, что до реки я все это одна не дотащу.
ЭД-Э в неуклюжем повороте едва не задел рабыню антеннами — та стремительно уклонилась, тихо пискнув и вжав голову в плечи. Робоглаз без всякой на то реакции равнодушно проплыл мимо, даже не скорректировав маршрут. Рэй проводила своего спутника обеспокоенным взглядом: стабилизатор все еще барахлил. Впрочем, девушка с тюком белья не спешила падать в обморок после угрозы столкновения с летающим роботом.
- Не поможешь? - с надеждой осведомилась рабыня, склонив голову на бок и с затаенным ожиданием пожирая взглядом свою потенциальную спасительницу. Рэй хмыкнула и сжала губы.
- Думаешь, у меня нет других дел? - почти оскорбленно пробормотала она. Рабыня обреченно вздохнула и пробурчала нечто вроде извинений. Вновь растерла травмированную ногу и со вздохом взялась за тюк, примеряясь, как схватиться за него поудобнее. Курьер отвернулась и продолжила путь к воротам на холме, размышляя о нелегкой доле лагерной обслуги.
Неожиданная идея заставила ее внезапно приостановиться; девушка двинулась к инструктору, лениво меряющего шагами пыльную дорогу и изредка подгоняющего вымотавшихся мальчишек не грубой, но довольно изощренной бранью.
- Аве, декан, - поприветствовала курьер мужчину, безошибочно определив знаки отличия на форме легионера. Тот медленно обернулся к девушке, несколько удивленный ее неожиданным вниманием.
- Как насчет дать твоим ребятам дополнительную нагрузку? - хитро прищурившись, предложила Рэй и кивком головы указала в сторону возящейся с кулем белья рабыни. Догадавшись, к чему клонится разговор, молодая невольница демонстративно схватилась за ногу и довольно громко застонала, перемещая жалобы ругательствами сквозь зубы.
Декан мрачно покосился на рабыню и презрительно сплюнул на землю:
- С чего бы рекрутам выполнять бабскую работу?
Рэй нахмурилась. Возможно, если бы обоснование легионера затрагивало усталость его подопечных, четкий график тренировок, иные нагрузки... что угодно, кроме открытого намека на сексизм, то курьер спустила бы все на тормозах и без сожалений и угрызений совести продолжила бы свой путь. Но комментарий декана задел ее за живое: она уже не желала оставлять инцидент без вмешательства.
- Ты думаешь, она развлечения ради с кучей белья погулять на рассвете выбралась? - огрызнулась курьер, скрестив худые руки на груди. - Все здесь работают ради победы, и она тоже. И если эта девчонка не выполнит возложенное на нее задание, то пострадают в первую очередь солдаты.
Легионер нахмурился и вновь с сомнением покосился на рабыню, излишне отчетливо кряхтящую при безуспешных попытках вновь взвалить тюк на спину.
Его подопечные, делая очередной круг вдоль частокола, старались пробежать как можно ближе к своему наставнику, чтобы подслушать разговор.
- Хмм... наверное, твоя правда, - вынужденно согласился декан, уклончиво мотнув головой. - Давайте, слизняки, подсобите с тряпками: Роб, Аурелий — быстрым бегом до реки. Не обернетесь за четыре минуты — в нагрузку потащите эту покалеченную размазню туда же на руках.
Рэй усмехнулась, глядя на обреченно поникших подростков, чьи имена огласил декан — недовольно косясь на обоих виновниц своих несчастий, мальчишки неуклюже подхватили тюк с двух сторон. Рекруты ничуть не сомневались, что в случае недостаточной расторопности угроза декана насчет транспортировки рабыни не окажется пустым звуком.
- Спасибо, - просияла девушка, во весь рот подпорченных зубов улыбнувшись декану и курьеру. Поднявшись на ноги, она неспешно заковыляла вслед за подростками. Легионер лишь вздохнул, почесал затылок и вновь сплюнул на песок.
- Иди уже, Гадюка, или теперь станешь убеждать меня лично дотащить тебя к Инкульте на горбу?
Рэй хмыкнула и задумчиво почесала подбородок, с деланным вызовом воззрилась на инструктора, будто примеряясь, как сподручнее влезть ему на спину. Тот тихо расхохотался, отмахнулся от нее рукой и, круто развернувшись, отправился прочь вниз по дороге, не преминув попутно шугнуть своих зазевавшихся рекрутов.
С довольной улыбкой на губах курьер зашагала в противоположном направлении к вершине холма. Из-за форта навстречу ей всходило солнце, окрасив широкую полосу неба над горизонтом в пастельно-розовые тона. Бодрой походкой девушка приблизилась к воротам, едва сдерживаясь, чтобы не начать пританцовывать под одной лишь ей ведомый мотив, звенящий внутри. На душе было легко: от цели ее отделяли лишь пара сотен футов, высокий частокол, да несколько охранников у входа в лагерь. Сущие пустяки, как казалось ей... ровно до тех пор, пока солдаты из патруля не начали проявлять к ней чересчур пристальное внимание.
- Аве, Гадюка! - поприветствовал глава караула, преграждая девушке путь. Рэй вынужденно остановилась. Легионер махнул рукой двум своим подчиненным, отдавая приказ:
- Проводите ее в преторий. На обратной пути разбудите Марка: ему с рассветом заступать на смену. Так и передайте: если вовремя не появится, я его больше покрывать перед Вектисом не буду.
Курьер недоуменно помотала головой, встревая в разговор:
- Почему в преторий? Меня вызывал Инкульта...
Охранник лишь пожал плечами и, широко зевая, отмахнулся от девушки:
- Не знаю, кто тебя вызывал, но Ланий дал однозначный приказ: при твоем появлении сразу тащить к нему. Если хочешь — можешь немного посопротивляться: на этот счет тоже были уточнения.
Легионеры гнусно загоготали, Рэй лишь неприязненно скривила губы, презрительным взглядом поочередно смерив насмехающуюся над ней охрану, словно пытаясь закрепить в памяти их лица. Ее реакция возымела действие и смех поутих.
«Возможно, оно и к лучшему», - подумала курьер. - «При встрече с Ланием раньше смогу расставить все точки над i». В любом случае, выбора у нее не было: девушке пришлось следовать за сопровождающими, тоскливо поглядывая в направлении правого крыла лагеря, где слишком далеко от нее затерялась в дальнем хемистриге палатка Вульпеса.
С возвышения у штабной палатки открывался вид на весь лагерь, но Вульпес не стремился прорываться в первые ряды для лучшего обзора. С его места за тесным строем чужих спин и голов различалось лишь размытое огненное зарево, да яркие точки искр, взметающиеся в высь, в черное ночное небо. Он не видел ни деревянный помост, ни уже охваченное пламенем тело диктатора: несколько рослых офицеров из легатской свиты заслоняли Вульпесу обзор, но фрументарий не проявлял особого энтузиазма... все это напускное, неискреннее - лишь показуха для поднятия пошатнувшегося духа солдатни. Свое подлинное, сковывающее спазмом нутро и выворачивающее душу горе настоящий мужчина выразит не в толпе, но в одиночестве, когда уязвимое обнажение его истинных чувств недоступно никому более. По крайней мере для Вульпеса подобное поведение казалось единственно верным, он с неким внутренним стыдом торопливо отвернулся, заметив, что лицо стоящего рядом декана мерцает под факелом мокрыми дорожками по щекам.
Бездумное созерцание спины семифутового центуриона в какой-то степени даже настраивало на философский лад, способствовало отвлеченным размышлениям. На смену адреналиновому выбросу пришла отупелая усталость. Вульпес только что убил человека - единолично принятое решение; и до сих пор он не мог понять, вела ли его жалость или жажда мести. Сам факт хладнокровного прерывания чужого существования едва ли его смущал — война в корне меняет личное представление о ценности человеческой жизни. В большей степени Вульпес желал знать, одобрил бы покойный Цезарь его поступок? Вознегодовал бы, что виновному в его смерти профлигату удалось столь легко избежать изощренной кары, или же резонно и прагматично согласился бы с доводами, которыми руководствовался его верный офицер — отнять живой трофей у Мясника, саботируя его возвышение. Ланий собирался забрать власть у прямого наследника Цезаря, и цель помешать ему оправдывала любые средства. Инкульта лишь надеялся, что совершил верный выбор, и правда все еще на его стороне, а впоследствии ему не придется сожалеть о принятом решении.
В дюжине футов по левую руку от Вульпеса в окружении группы заискивающих лизоблюдов возвышался новый правитель легиона. Одна лишь мысль о самовольном принятии легатом этой должности вызывала у Инкульты прилив ярости. Непривычно было видеть Лания без маски — впрочем, его лицо не выражало ровным счетом ничего, словно литой металл и ранее являлся его истинной кожей. Пустые рыбьи глаза пристально впились в огонь, отражая на серой радужке желтые пятна света — ни скорби, ни триумфальной гордыни, лишь скука и равнодушное ожидание завершения публичного действа.
Ланий уже успел не единожды перехватить внимательный взгляд экс-главы фрументариев, большего Вульпесу и не требовалось для обеспечения алиби. Его никто не заподозрит в причастности к убийству Геннона, да и сомнительно, что вообще начнутся поиски виновного с целью покарать: мотив для сего поступка наличествовал у любого легионера, и вряд ли хоть кто-то станет сетовать, что убийца Цезаря по сей момент здравствует, пусть и в сомнительном комфорте, в мире живых. Инкульта знал, что помеха планам Лания сойдет ему с рук: незаметность и умение выжидать момент — основополагающие таланты шпиона, а уж в делах, касающихся тайной подрывной деятельности в тылу, Инкульта был признанный мастер: той же тактики он намеревался придерживаться до последнего в неофициальной, но открыто объявленной войне за наследие диктатора.
Вульпес вздрогнул, вырванный из отрешенного потока размышлений, когда кто-то осторожно тронул его за плечо. Он не обернулся, хотя по множеству косвенных деталей уже успел догадаться, что за его спиной сейчас находится Луций — тот давно уже нетерпеливо обхаживал фрументария, выжидая удобный момент. Вульпес ждал беседы с ним, но не предполагал, что терпения бывшего преторианца не хватит даже до конца похоронной церемонии.
- Нужно поговорить, - донесся приглушенный шепот за его ухом. Инкульта даже не повернул головы, сделав вид, что не замечает присутствия отставного командира гвардии. Едва разжимая губы, он негромко произнес:
- Отойди от меня. Через полчаса за браминьим загоном.
Луций не нуждался в повторении; мужчина невозмутимо отодвинулся и вскользь толкнул Вульпеса плечом, будто и не останавливался рядом, а лишь пытался прорваться ближе к краю обрыва, откуда открывался лучший вид на погребальный огонь. Их не должны видеть вместе, поскольку контакт двух изгоев с целью заговора выглядел вполне очевидным и предсказуемым поступком. Инкульта опасливо покосился в сторону Лания: похоже, тот не успел заметить их краткий обмен репликами, хотя на месте новоявленного диктатора Вульпес с самого начала приставил бы соглядатаев ко всем неугодным и просто вызывающим опасения личностям. За собой подобной слежки бывший фрументарий не заметил; впрочем, это не означало, что рано или поздно светлая идея о профилактическом надзоре не посетит голову Мясника.
Инкульта постоял еще минут двадцать, все так же равнодушно созерцая широкую темную спину неизвестного легионера; к этому моменту многие зрители уже начинали расходиться по палаткам, на общем фоне уход Вульпеса выглядел вполне своевременным. Ланий парой минут ранее покинул преторианский холм, что послужило негласным сигналом завершения публичного действа. Легионеры из соседнего легатского лагеря ушли в числе первых, форт постепенно возвращался в привычную колею повседневных нужд и забот.
Вульпес подошел к обрыву и мельком взглянул на обгоревший до неузнаваемости труп в окружении раскаленных углей. Тихо кашлянул в кулак, не желая вдыхать навязчивый запах: дым паленого мяса неуместно пробуждал чувство голода.
Он направился к своей палатке, но так и не зашел внутрь - вместо этого незаметно двинулся вдоль частокола в обход лагеря. Никаких признаков слежки бывший фрументарий все еще не замечал, но предусмотрительная осторожность давно въелась в привычки, стала второй натурой. Скрываясь в тенях, он обогнул обрушенный и залитый бетоном бункер метеостанции, обошел стороной бараки рабов, наконец, приблизился к загону для скота — обычно здесь не появлялись солдаты: не столько потому, что эта часть лагеря принадлежала рабам, но преимущественно из-за вони животных.
Брамины, как правило, содержались при любом крупном гарнизоне. Источник мяса и молока, сыра и масла; кости шли на корм легионным псам, а навоз на удобрение посевов. Топот, шорохи и шумное дыхание животных в некоторой мере заглушали посторонние звуки и слова, не предназначенные для чужих ушей. Единственный минус тайного места встречи — постоянно приходится в темноте всматриваться, куда ступаешь, поскольку биологические мины рассеяны в округе на каждом шагу.
Луций уже ждал в условленном месте, Вульпес издали заметил его крупный силуэт у ворот загона: в вопросах скрытности бывший лидер преторианцев отнюдь не показывал себя искушенным знатоком. Инкульта неслышно выступил из тени и поманил ожидающего мужчину за собой, Луций шагнул следом к ограде, в густую темноту.
- Итак, - начал Вульпес, морща нос от едкого запаха навоза и прелой травы. Выжидательно скрестил руки на груди, уже наперед зная, что предложит ему преторианец. Он мог бы облегчить переход к волнующей обоих теме, избежав околачиваний вокруг да около, сразу высказаться напрямую. Но Инкульта намеренно хотел помучить бывшего гвардейца, проверить не только его решимость, но и способность вести беседу достаточно осторожно и обстоятельно. В конце концов, затеваемое ими дело отчетливо отдавало предательством, по законам легиона влекущим за собой смерть, и к выбору союзника, даже соучастника в преступлении против власти, Вульпес хотел отнестись с максимальной осмотрительностью.
Луций оперся спиной о стену загона, плотно пригнанные бревна скрипнули под весом его тела. Инкульта знал, что мужчиной двигало отчаяние: сейчас он способен наворотить необдуманных поступков, о которых может после пожалеть — хорошо, что он отправился к нему сразу, в таком состоянии на бывшего преторианца гораздо легче повлиять.
Несмотря на многочисленные пересечения на штабных советах, Инкульта никогда не мог похвастать, что достаточно хорошо знал Луция. Он сумел бы в общих чертах предсказать его тактику и линии поведения, но лидер преторианцев обладал некой непредсказуемостью, основанной на безошибочной, почти пророческой интуиции. Порой в эту, казалось бы, не одаренную стратегическими талантами голову, приходили поистине бесценные идеи, словно некие милосердные высшие силы шутки ради помещали в сие невыдающееся вместилище мысли зачаточные предпосылки гениальных планов, которые, как правило, развивал и оттачивал Цезарь.
С ранних пор их знакомства Луций напоминал Вульпесу яо-гая: с виду добродушный увалень, простодушный и неповоротливый, но стоило раздраконить первого преторианца, как тот превращался в неумолимую машину для убийства - животная ярость вкупе с последовательной продуманностью атаки. Достаточно опасный соперник, чтобы его недооценивать: в свое время Ферокс испытал на себе почти фатальные последствия раздора с этим человеком. Вульпес до сих пор не знал, что именно стало предтечей слухов о приеме Дейлом наркотиков, повлекших конец его карьеры: сомнения Цезаря в абсолютной лояльности Ферокса или же его личные разногласия с главой преторианцев. Возможно, оба фактора сыграли в равной степени, но один урок Вульпес запомнил накрепко: Луцию не стоит переходить дорогу — не так уж он прост, как желает казаться.
- Я... - начал преторианец, замявшись в нерешительности, не зная, как продолжать. - Я хотел поговорить.
Вульпес выжидательно кивнул, терпеливо ожидая следующую фразу: ну разумеется, он шел сюда именно поговорить, а не вдыхать ароматы браминьего загона —Луций отнюдь не озвучил некую откровенную истину.
Мужчина тяжело вздохнул, бревенчатая ограда под его спиной вновь натужно скрипнула. Из-за частокола слышалось шумное топтание животных в вязкой, чавкающей жиже, брамины беспокоились, разбуженные человеческим присутствием вблизи.
- Ну... мы с тобой теперь в аутсайдерах, Инкульта, и положение дел мне совсем не нравится, - тихо произнес Луций, хмуро скрестив руки на груди и повторил, горестно качнув головой. - Совсем не нравится...
Вульпес молчал, пристально разглядывая темную фигуру перед собой. Он не торопил события. На что готов пойти этот человек, движет ли им личная обида, ощущение несправедливости или реальное осознание, что Ланию не под силу управиться с такой махиной, как легион?
Преторианец рассеянно почесал бровь, обескураженный выжидательной молчаливостью экс-главы фрументариев, и в итоге не выдержал, устав от отсутствия ответной реакции собеседника.
- Да жри тебя гуль, Инкульта, - прорычал он, оттолкнувшись спиной от забора и делая шаг вперед. - Ты и вправду готов позволить ему вышвырнуть тебя в деканские казармы? Мясник дорвался до власти и едва понимает, что творит! Я не собираюсь и дальше смотреть, как легат давит своей задницей трон, который ему не принадлежит! Место Цезаря должен занять его сын.
Вульпес не шевельнулся, пристально наблюдая за беспокойными перемещениями Луция вдоль загона: того и гляди врежет кулаком по ограде, высвобождая злость... сейчас им только еще забор свалить не хватало и распустить браминов по всему лагерю.
- В чем-то Ланий прав: ребенок не сможет возглавить атаку на дамбу. И на Нью Вегас тоже, - тихо заметил Инкульта, скрестив руки на груди и скептически покачав головой. - Сейчас легиону нужен сильный лидер.
На некоторое время Луций замер, сомневаясь, не ослышался ли он. Не совершил ли ошибку, доверившись этому человеку?
- Выходит, ты сдался? Поджал хвост, Пустынный Лис? - с презрением выплюнул Луций, склонившись к Вульпесу и обвинительно воззрившись на него сверху вниз. Инкульта не отступил, лишь равнодушно передернул плечами и бросил вскользь:
- Я говорю тебе о конкретном этапе, о ближайшем будущем. Взгляни правде в глаза: только Ланий сможет переместить линию фронта к калифорнийским горам. Захват этих территорий подорвет дух республиканцев, дальше останется не самая сложная часть: преследовать остатки разгромленной армии до их столицы. С этим справится и ребенок, Луций, если ты понимаешь, к чему я веду.
- То есть, ты предлагаешь...
- Тебе я предлагаю отправиться во Флагстафф, в соответствии с указаниями Лания, - твердо оборвал его Инкульта. - Позже я найду способ передать весточку, когда настанет удобный момент, чтобы привезти сюда Октавиана. Как только Стрип после всех обрушившихся на него бед станет вновь пригоден для обитания, мы сможем перенести большую часть административных корпусов сюда, как и хотел Цезарь — против этого Ланий не сможет воспротивиться. Пока же прояви терпение, сейчас ты нужен в столице, Луций.
Мужчина не ответил, задумчиво почесывая заросший подбородок. Разве не на подобную поддержку он надеялся, или же втайне ожидал, что Инкульта мигом разрешит все проблемы некой хитрой комбинацией или даже предложит незамедлительно устроить революцию? У Вульпеса имелись свои причины, по которым он предпочел бы избавиться от присутствия Луция в ближайшие дни. В голове уже в общих чертах вырисовывался план, как повернуть ситуацию себе на пользу.
После захвата дамбы Гувера и сломленного сопротивления Вегаса следует устранить самопровозглашенного лидера легиона, этот вопрос не подлежал иному разрешению. У Инкульты имелась едва ли неделя в запасе: промедление грозит исполнением приказа о полном переходе агентурной сети под контроль ставленника Мясника, что чревато непредсказуемыми последствиями — кто знает, сколь непоследовательно может распорядиться ресурсом этот Аргус. Медлить нельзя, к тому же простые солдаты легче перенесут очередную быструю смену власти в эти смутные времена: под эйфорией победы они примут практически любого нового лидера без протестов и мятежей.
Впрочем, даже если легион встретит свое поражение от республиканской армии, то после проваленного Ланием «божественного испытания его пригодности» пост командующего займет по праву Джон Солус. Бывший префектус первой центурии куда более сговорчив и доступен для манипулирования: по всей вероятности, Вульпесу удастся вернуть былую должность и вытянуть максимум пользы для себя. Полезные советы, показное уважение и лесть, мелочные инновации, поданные под соусом зацепок и намеков, из которых новый глава легиона может самостоятельно развить идею, ни на секунду не усомнившись, что является ее единоличным автором. При власти Солуса Инкульта, по сути, может стать вторым человеком в легионе, даже не претендуя на должность легата и правой руки: идеальное положение без полноты груза ответственности и с почти неограниченной свободой воплощения своих планов. Октавиан при подобном раскладе окажется лишним: впрочем, это только на время — Джон Солус уже не молод, да и сын Цезаря вскоре достаточно подрастет, чтобы заявить о своих притязаниях. Сделать из мальчишки новую марионетку не выглядит сложной задачей: под эгидой наставничества Инкульта без труда завоюет его доверие.
Впрочем, радужные планы омрачались лишь единственным, но достаточно серьезным препятствием на пути к их достижению. Ланий. С безнадежным отчаянием Инкульта понимал, что легкомысленно недооценил оппонента, и за эту оплошность пришлось серьезно поплатиться, ошибка оказалась критической.
Если на время Вульпес не смирится со своим положением, то Мясник попросту устранит его. Теперь Инкульта пытался анализировать поступки нового вождя уже с иной точки зрения, поскольку очередной промах мог стать фатальным. Почему легат вообще дал ему шанс и откомандировал в первую центурию? Он мог вернуть бывшего главу фрументариев в должность декана, в которой шесть лет назад Вульпес покинул регулярную армию, но вместо этого он наделил его немалыми полномочиями. Не желал выглядеть тираном? Ланию всегда было начхать на подобного рода условности...
Мясник определенно стремился отнять у Вульпеса прежнее влияние, но делал это постепенно, словно наслаждался его падением, неторопливо смаковал унижение соперника. Снятие Инкульты с должности лидера фрументариев стало лишь началом. Впрочем, Вульпес догадывался, по какой причине Ланий не обошелся лишь его смещением и практически расформировал весь шпионский корпус. И даже не столько из-за личных убеждений и твердой уверенности, что несколько сотен подготовленных агентов окажутся куда полезнее с мачете в рядах манипулы, нежели с передатчиком за линией фронта. И не потому, что Ланий искренне верил, что поражение на дамбе переломит хребет НКР, и после решающего боя никакие донесения о панически бегущих отрядах республиканцев уже не будут важны для молниеносно наступающего легиона. Подобная самоуверенность не оправдывалась отсутствием элементарной предусмотрительности: довольно деликатная проблема Лания заключалась в банальной неграмотности — он так и не научился писать и с мученическим трудом читал донесения и депеши, на которых и строилась работа шпионской системы. Упрощение, примитивизация системы до уровня нового лидера: никто не любит умников в своем подчинении, особенно когда большая часть их деятельности лежит далеко за гранью понимания.
Вульпес раскусил его довольно давно: еще в звании центуриона Ланий избегал бумажной работы, а любые приказы командования, включая секретные и предназначенные лишь лично ему, требовал озвучивать вслух. Позже, при вступлении Лания в должность легата, Цезарь даже просил молодого фрументария Вульпеса, неплохо образованного и отчаянно метящего на место в штабе, восполнить пробелы в знаниях Мясника. Но эти неблагодарные занятия прервались довольно быстро: Инкульте едва хватало терпения и выдержки, чтобы не начать отчитывать бестолкового великовозрастного ученика, а изначально скептично настроенный Ланий видел в этих уроках прямое оскорбление его достоинства.
В сложившейся ситуации персональные лакуны в общей компетентности нового лидера легиона приняли вид серьезной проблемы: стремление Лания к примитивизму отнюдь не сулило положительных преимуществ в военной кампании против технологически развитого запада.
Впрочем, Инкульта планировал сыграть и на этой слабой стороне своего противника. Ему надлежало лишь использовать Мясника как средство для достижения цели, а позднее это средство устранить. Главное — самому выжить в процессе, поскольку Вульпес подозревал, что их противостояние еще только началось, и любая провокация, неосторожный поступок или лишнее слово с его стороны могут усугубить и без того нелегкое положение.
И наиболее сильное беспокойство у Инкульты вызывала Рэйчел. Вероятно, с его стороны весьма предусмотрительно было убрать девушку за пределы досягаемости Мясника: тот явно воспользовался бы лишней возможностью унизить Вульпеса, задействовав как разменную монету курьера, чьи отношения с фрументарием не являлись тайной. С диаметрально противоположной, более прагматичной точки зрения, Рэйчел могла послужить и целям Инкульты... только хватит ли у него решимости начисто отмести в сторону личные эмоции и вывести на поле битвы дорогого ему человека, словно пешку, предназначенную на съедение ради мифической надежды, что она пройдет испытание и станет ферзем.
Если следовать по задуманному Цезарем сценарию, то курьер может стать страховочным вариантом Инкульты. После такой жертвы Ланий не посмеет уничтожить Вульпеса, хотя бы ради интересов Рэйчел, чтобы окончательно не настраивать ее против себя. Жизнь бывшего главы фрументариев станет гарантом подчинения и надлежащего поведения девушки — этот козырь легат не сможет так просто скинуть с рук.
В перспективе курьер приобретет определенное влияние, обоснованное недолговременным браком с запланированно-покойным легатом — Инкульта лишь надеялся, что краткий срок этого вынужденного союза не нанесет непоправимого вреда здоровью Рэйчел... он предпочитал не задумываться о деталях, отвергнуть чувства и готовые явственно всплыть перед внутренним взором картины, как эта огромная туша силой берет женщину, которую Вульпес считал своей.
Четкая стратегия, холодный расчет без эмоций и частных интересов: словно черно-белый чертеж, который нельзя раскрашивать яркими красками, иначе действенная схема примет облик чудовищного монстра — сама идея воплощения подобного творения вызывает ненависть и отвращение к самому себе. Лучше просто не думать, не впускать в сердце, а лишь выполнять, отключив ненужные переживания: ничто не дается даром, и порой лучше не задумываться о цене, потому что начнешь сомневаться, способен ли ты ее заплатить.
Всего неделя или, максимум, десять дней. Вынужденная жертва, стоящая риска. Не в первый раз он наступал на горло собственным желаниям ради насущной необходимости. Лишь странно и необычно, что на этот раз ему приходилось отдавать все, чтобы в итоге получить еще больше: ультимативный ход ва-банк, но на кону ставка, превышающая даже его собственную жизнь.
Ему нужно было подумать, поразмыслить на свежую голову над стратегией, прежде чем окончательно принять определенное решение — не сейчас, не после бессонной ночи на пределе нервного и физического истощения.
Вульпес распрощался с отставным преторианцем, оставив того с укоренившейся уверенностью, что в его отсутствие Инкульта разрешит проблему с Ланием тем или иным методом. Без сомнения, Луций последовал его совету затаиться в тылу с явной неохотой, но в итоге ему пришлось согласиться из-за отсутствия прочих вариантов: поспешные импульсивные порывы могли дорого обойтись обоим заговорщикам. При сложившемся раскладе Вульпес отчаянно жалел, что не может разорваться на две половины и подготовить в столице почву для зарождения сомнений в правомерности притязаний Лания. Без вмешательства активиста сами сенаторы не станут проявлять инициативу и предпочтут выждать, а сохранять нейтралитет мнений они могут хоть до конца войны. Инкульта намеревался передать несколько писем вместе с Луцием, способных разжечь интерес в определенных кругах к некоторым реформам, но слова следует выбирать крайне аккуратно. Письма станут лишь оброненным зерном, которое потребует еще долгой заботливой опеки, прежде чем даст первые всходы. Сам Луций не сумеет сподвигнуть этих трусов на открытый бунт — у него нет достаточного веса в политических кругах, он всего лишь солдат, вояка... впрочем, это далеко не самая важная из господствующих проблем, а их, как известно, следует решать последовательно и постепенно.
Небо над фортом уже светлело, когда Инкульта вернулся в свою палатку тем же окольным путем, вновь предусмотрительно убедившись в отсутствии слежки. Глаза смыкались под тяжестью век, но мужчина заставил себя заново включить радиопередатчик: просто чтобы убедиться, что с Рэйчел все в порядке. За прошедшее время она или Аттикус должны были исправить неполадки со связью, что бы у них там ни приключилось. Оба не малые дети: давно должны сообразить, что если радио молчит, то это неспроста. В противном случае... можно официально начинать волноваться и отправлять запрос в Коттонвуд, чтобы, согласно протоколу, посылали вооруженную группу на пост Аттикуса.
И все же Вульпес не слишком загружал себя негативными фантазиями: он склонялся к версии истолкования проблемы механической поломкой. Рейдеры, отряд республиканцев, даже Братство Стали — сколь угодно опасный противник не сможет с легкостью вторгнуться в эту хижину. Минное поле предохраняет от нежеланных гостей, окрестные холмы отлично простреливаются из щелей бойниц — не так-то просто подобраться незамеченным, если только крупная военная формация не поставит своей целью взять штурмом эту точку. Но кому сдалась заброшенная хижина, не несущая ни стратегической, ни какой-либо вообще важности!
Впрочем, обеспокоенность Инкульты вскоре развеялась: спустя полторы минуты в наушниках все же раздался тихий треск, и прерывающийся помехами слабый голос Аттикуса ответил на его запрос.
- Что у вас там? Почему не отзывались на позывные два часа назад? - раздраженно потребовал объяснений Вульпес, испытывая существенное облегчение пополам с гневом на этих двух бестолковых тупиц, заставивших его поволноваться.
Отвратительное качество принимающего сигнала сглатывало в динамиках половину слов, но общий смысл о похоронах рекрута Аттикусу удалось донести до старшего офицера. Инкульта закрыл глаза и тяжело вздохнул:
- Где Рэйчел?
- Получили... из Коттонвуда... смерти Цезаря... очередные... какой-то, скажи мне сам, Ин...
- Поправь антенну, Аттикус. Ты меня слышишь? - уточнил Вульпес, расторопно регулируя настройки шипящего приемника.
- ... рошо... Женщина... в Коттонв... знать сама.
- Что?!!
Инкульта раздраженно вдарил ладонью по крышке приемника. Неожиданно этот нехитрый метод подействовал, и следующая фраза собеседника прозвучала достаточно четко.
- К рассвету будет на переправе, свяжись с ней там, слышишь? До начала штурма она вернется обратно с новостями. Инкульта?
- Да что такое с этой грудой железа... - раздосадованно пробурчал Вульпес, сумбурно пытаясь проанализировать возможные причины неполадок вплоть до прослушки или глушения сигнала. В ответ ему донеслось четкое: «Нормально, все слышу».
- Рэйчел в Коттонвуде? - переспросил Вульпес. Изменение планов: стремительное, ошарашивающее, резкое, словно удар под дых. Протяжно и шумно выдохнув воздух через рот, он медленно откинулся на спинку стула: вполне предсказуемо, девушке не сиделось на месте! Но разве он всерьез делал ставку на иное поведение, мифическое безоговорочное послушание?
«Знать сама», как донеслось до него из обрывочных реплик Аттикуса — разумеется, под видом получения информации, курьер рванула в Коттонвуд. «Хотела все узнать сама», очевидно. И Вульпес практически не сомневался, что позже она найдет новый предлог, чтобы переправиться через реку и по удивительному стечению обстоятельств оказаться в форте.
- Почему ты отпустил ее? Кажется, я дал тебе предельно ясные указания.
- Она вернется к вечеру, во время штурма будет здесь, под защитой, - возразил Аттикус, надеясь, что сможет доказать обоснованность своей инициативы. В отличие от прочих командиров легиона, Инкульта отличался лояльностью к самоуправству подчиненных в случаях, когда оно шло на пользу делу.
- Обрывки слухов из Коттонвуда заставили и меня подергаться, - продолжал настаивать на своей позиции Аттикус. - Говорят, что Цезаря убил какой-то профлигат, а Ланий уже едва ли не весь частокол вокруг лагеря увешал головами опальных офицеров. В общем, я мог бы ее удержать, но... не хотел. Твоя женщина выяснит информацию и вернется.
- Рэйчел, Аттикус. Ее зовут Рэйчел Флинт, - жестко произнес Вульпес. - И она не вернется, потому что отправится сюда, ко мне. А ты... Тобой я не доволен.
- Префектус, я... - попытался оправдаться фрументарий, к своему несчастью превосходно представляя, что стать причиной «недовольства» Инкульты сулит гораздо худшие перспективы, нежели конкретное сиюминутное взыскание или наказание. Ничего хорошего для него подобное замечание не обещало, и уж точно сей проступок не будет позабыт со временем по причине короткой памяти.
Командир фрументариев даже не станет слушать оправдания, и Аттикус знал это. И словно сквозь многомильное расстояние отчетливо видел, как Вульпес устало тянется к выключателю приемника, желая прервать утомивший его диалог.
- Инкульта! - отчаянно позвал он. Динамик зашипел и свистнул, будто говорящий вжался в микрофон губами. - Скажи мне, это правда... про Цезаря?
В голосе Аттикуса звучало смятение и какое-то обреченное отчаяние. Ему нужен был этот ответ — больше, чем отмена любого наказания и бесполезные попытки смягчить свою вину в неловкой ситуации с курьером.
Вульпес чуть помедлил, его пальцы застыли возле тумблера, чуть подрагивая от общей предельной усталости. Он разжал губы и вновь закрыл рот, так и не произнеся ни звука. Затем склонился к передатчику и четко произнес:
- Это правда.
Последующая тишина убедила Аттикуса, что сеанс связи окончен.
Некоторое время Инкульта сидел неподвижно, устало закрыв лицо ладонями. Ему следовало переоценить изменившуюся ситуацию: Рэйчел отправилась к переправе и, похоже, сама судьба уже приняла решение вместо него. Если раньше он мог надеяться, что девушка переждет штурм вдали от военных действий и он не станет впутывать ее в свои дела, то теперь она по доброй воле так и рвется в гущу событий. Возможно, ему все же стоило...
Он резко вздрогнул, почувствовав, что проваливается в сон. Выпрямил спину, протер покрасневшие глаза и вновь склонился к передатчику, меняя настройки радиостанции.
- Седьмой пост на связи, прием.
- Инкульта. Как слышите? - хмуро обозначился Вульпес, подперев подбородок рукой. Дежурный из Коттонвуд Коув четко отрапортовал о незначительных помехах и слабом сигнале, и бывший фрументарий сдержался в последний момент, чтобы со всей силы не врезать по осточертевшему барахлящему передатчику. Остановился лишь потому, что усталость все же брала верх над гневом.
- Прямой приказ под исполнение центуриону Аурелию: Рэйчел Флинт доставить в форт при первой удобной возможности.
- Принято. До какой степени допустимо применение силы? - осторожно осведомился у Инкульты легионер. Некоторое время Вульпес пытался понять суть вопроса, и конечное осознание взбесило его:
- Ни до какой! Она все еще ценный агент легиона и носит Знак Цезаря!
- Так точно, префектус, - быстро подтвердил его собеседник с переправы.
- Короче, если хоть волос упадет...- утомленно вздохнул Инкульта — достаточно громко, чтобы микрофон шумно зашуршал. - Все кары дальше можешь домыслить сам. Надеюсь, приказ ясен?
- Так точно, префектус, - повторил легионер.
- Конец связи, - буркнул Инкульта, срывая с головы наушники и, не глядя, грохнул их куда-то на стол.
Четыре часа сна едва ли помогли Вульпесу как следует восстановиться и почувствовать себя снова в форме. Казалось, этот краткий отдых позволил лишь сильнее ощутить, как негативно сказывается на организме постоянное недосыпание, наложившееся поверх постоянного нервного напряжения.
Инкульта поднялся по привычке к общему завтраку: хотел он того или нет, но долгие годы армейской службы сформировали своеобразный универсальный будильник, работающий вне зависимости от места и обстоятельств. Как и во многие дни ранее, сегодня он проснулся в строго обозначенное время общего подъема — биологические часы против желания и воли настаивали, что промедление и лишние минуты отлеживания боков в постели будут иметь последствия в виде наказания от казарменного дежурного или, в лучшем случае, опоздание на завтрак повлечет крайне неприятное ощущение пустого желудка.
В последние годы в связи со своим положением и приятельским контактом с поварихой Инкульта мог с легкостью отступать от нормированных правил и завтракать чуть позже, но именно сегодня он хотел присутствовать на офицерской кухне в официально отведенный на завтрак час. В животе урчало еще с прошлого вечера, ему требовалась пища, причем не столько для тела, сколько для ума. Информация. И общий сбор в столовый являлся лучшим поводом ее получить.
Нарождающийся день обещал стать не по-зимнему жарким и ветреным, что сулило тучи пыли, покрывающие кожу тонким налетом, в придачу к пекущему солнцу, словно уже опробовающему свою полную силу после январского истощения. Белесые клочья облаков летели высоко в небе, разрываемые воздушными потоками на разреженный, почти прозрачный пух. Ветер кружил пылевые вихри по центральной улице форта, порывами бросал в глаза песок, заставляя щуриться и натягивать шейный платок повыше.
Мрачные настроения царили в лагере. Патрули и снующие меж палаток солдаты сонные и неизменно хмурые: новое утро не несло надежду, не обещало бесследного истаивания вчерашнего ночного кошмара. Рабы вели себя тише обычного, но вряд ли кому-то из воинов пришло бы в голову срывать на них злость в такой момент — перед грядущим штурмом каждый человек на счету, а в свете последних обстоятельств смены руководства никто из легионеров не мог быть уверен даже в собственном будущем, не говоря уже о шатком положении прислуги. Кто знает: возможно, и этим людям завтра вручат по мачете и пошлют на штурм дамбы, где всем и каждому под флагом быка придется сражаться плечом к плечу. С Лания станется пустить в бой даже преторианский резерв... он не может проиграть решающую битву, вырвет победу любой ценой — возможно, даже принеся у подножия дамбы Гувера в жертву богу войны весь легион до последнего человека.
Вульпес медленно брел вдоль лавок солдатской столовой, делая вид, что ищет кого-то. На самом деле прислушивался к разговорам, пытался проникнуться настроениями рядовых. И почерпнутая информация отчасти пугала, но в то же время вселяла некую надежду в обоснованность задуманного свержения власти Мясника. Мнения разделились: часть солдат, сражавшихся раньше под началом Лания, в смешении гордости и боязливого беспокойства увещевала, как легат хорош в бою. Но в большинстве своем легионеры не желали признавать никого, кроме Цезаря — просто не верили, что другой человека на его месте способен одержать победу в грядущей битве. Цезарь был не просто лидером, основателем империи — он являлся символом, сутью самого легиона. В конце концов, многие воспринимали его не иначе как истинного бога.
Солдаты сомневались и в своих силах: частично из-за непривычки, недоверия к новому вождю и даже порожденной страхом ненависти, частично из-за суеверий, которые подкреплялись примером предшествующего Ланию легата, потерпевшего сокрушительное поражение на этом же месте четыре года назад. Легионеры определенно казались выбитыми из колеи, морально не готовыми к битве, но Вульпес знал, что промедление и откладывание решающего боя еще опаснее, нежели этот трусливый запашок неуверенности в силах командования. Уж лучше колебания и сомнения, бурлящие заблаговременно, за несколько предшествующих дней настроившегося на бой человека, чем разброд мнений, вынужденный простой для утрясения политических дрязг и, вследствие бездействия, еще сильнее подорванный боевой дух окончательно запутавшихся воинов.
Вульпес слушал негромкие переговоры медиков у лазарета, перешептывания посудомоек, тихие и боязливые обрывки реплик девчонок на полевой кухне. Среди обслуги царила та же неуверенность на грани паники. Инкульта неспешно перемещался по лагерю, и повсюду его преследовал тот же налет смятения и страха перед будущим.
Беседы в офицерской столовой выделялись неприкрыто наигранной бравадой и невеселыми шутками, но подобная показная расслабленность не могла обмануть шпиона: сама атмосфера меж длинных столов подспудно несла ощутимый отпечаток той же обреченности, что и повсюду в форте.
Вульпес терпеливо ждал, пока старая повариха соизволит оторваться от размешивания каши в огромном чане и обернется к мужчине с полным черпаком. Внушительный комок разваренной крупы плюхнулся в миску, следом еще один, и еще — непривычно большая порция. Каша с мясом и даже с какими-то зелеными вкраплениями приправ: последняя трапеза по обыкновению достойная и щедрая, поскольку припасы более не имеет смысла экономить — количество едоков вскоре заметно сократится.
Инкульта отстраненно наблюдал за уверенными и четкими движениями темных морщинистых рук поварихи. В чем-то даже завидовал этой женщине: механические действия, не требующие большого ума, только приобретенного с годами навыка. Кухня — ее стихия: варево, кастрюли, поварешки; и старая Марта вряд ли почувствует на себе радикальные изменения от смены лидера легиона. Все та же каша и бульон, которые и при Цезаре, и при Лании одинаковы на вкус. Имеет значение разве что цена ее свободы: Вульпес слышал, что диктатор некогда предложил верно служившей ему многие годы кухарке права вольного гражданина. Марта отказалась. Ответственность, налоги, принятие единоличных решений и полное самообеспечение всем необходимым от жилья до одежды и продовольствия — гораздо больше сложностей и лишней головной боли, нежели на положении раба: в ее конкретном случае, довольно почетном положении. Жалела ли она теперь о принятом решении — сейчас она оказалась бы вольна просто уйти из лагеря прежде, чем начнется битва. Да и Ланий со своими реформами рано или поздно доберется до низов: того и гляди придется и старухе встать в ополчение, прихватив половник и кухонный тесак.
Непривычно ссутулившаяся фигура женщины уже говорила Инкульте о многом: у Марты вновь обострились боли в суставах, что часто случалось из-за перемены погоды, а общий климат на фортификационном холме вчера изменился радикальнейшим образом. Надвигалась буря. Вульпес не отказался бы задать женщине много вопросов: она видела и знала больше, чем мог расследовать он сам в недолгие минуты пребывания среди настороженных собратьев по оружию. Он теперь в некотором роде пария, персона нон грата, да и никогда раньше в его присутствии не велись откровенные и легкомысленные разговоры: люди не зря опасались главу тайной агентурной сети. Марта могла бы рассказать ему немало, но Инкульта просто не знал, с какого вопроса начать, как построить обращение, чтобы не напугать женщину своим внезапным интересом. Да и не дождется он честного ответа: рабы редко откровенничают со своими хозяевами. Вместо прямой попытки выведать конкретную информацию он всего лишь задержался возле котла чуть дольше и, склонившись к старухе, негромко спросил:
- Ты боишься, Марта?
Женщина подняла на него удивленные голубые глаза, подернутые мутной поволокой старческой близорукости. Некоторое время пыталась вникнуть в суть вопроса, ища некую угрозу или скрытый подвох. Она знала, сколь опасен этот молодой харизматичный парень, годящийся ей не просто в сыновья — вероятно, даже во внуки... Но он никогда не проявлял к ней агрессию, наоборот — всегда был подчеркнуто вежлив и внимателен. Как и Цезарь, по достоинству оценивающий ее заслуги.
- Да, боюсь, - тихо вымолвила она, потупив взор. Черпак затрясся в твердых пальцах, внезапно охваченных тремором. - Все боятся, Вульпес... Даже не так, как четыре года назад — хуже.
Инкульта остановился на миг, обхватив миску обеими руками. Рядом с ними возле котла никого не было, и Вульпес не спешил уходить, ожидая, что женщина еще не закончила свое небольшое откровение. Страх смерти пробуждает внутри и не такие слова, которые всегда легче произнести в лицо незнакомцу, не решаясь признаться кому-то более близкому, а чаще даже и самому себе.
Она растерла лоб нервно подрагивающей ладонью. Мокрый комочек крупы налип на ее висок — в такие моменты отчаянно хочется как-то тактично намекнуть человеку на небольшую проблему со внешностью или же стряхнуть мозолящий глаза раздражитель своей рукой. Но через мгновение комок соскользнул на плечо, а затем на песок под ногами.
- Знаешь, мальчик, люди боятся всего: рейнджеров, Лания, своего будущего, перемен... Этой войне не видно конца. Простым людям не нужна дамба, земля по ту сторону реки, чужие богатства — мы хотим просто выжить. Хотим увидеть завтрашний день. И если в твоих силах, Вульпес, хоть что-то сделать для этого, то сделай... Хотя бы ради той лишней порции масла, что я всегда добавляла тебе в паек...
Мужчина не находил слов, растерянно глядя на старую повариху. Он не ожидал от нее подобных просьб, подобной веры и надежды. Инкульта торопливо кивнул и отвернулся, не желая встречаться взглядом с этими молящими, подслеповатыми голубыми глазами на иссеченном глубокими морщинами лице. Тихо отошел в сторону и, опустившись на свободную лавку по центру, неспешно принялся за еду. Кухарка сегодня действительно расстаралась: каша была очень вкусной, несмотря на то, что кусок не лез в горло.
Всего лишь третий визит в форт, но Рэй охватило чувство, будто она уже сотню раз проделывала этот путь: с песчаной отмели восточного берега Колорадо и вверх по холму, по широкой разровненной тропе к воротам лагеря легиона. Каждый раз она приходила сюда в сумерках, когда ночную тьму рассеивает лишь рваный огонь факелов патруля и тусклый блеск медяка луны, покоящегося на самой кромке черного горизонта.
Сапоги намокли в воде во время высадки: паромщик отказался подгонять плот ближе, чтобы не сесть на мель. Теперь под стельками неприятно чавкала влага, а обмотки внутри обуви липли к ноге; впрочем, курьер надеялась избавиться от этого временного неудобства, как только доберется до палатки Инкульты. Промокшие и стертые ноги едва ли могли испортить настроение девушке: она уже предвкушала награду за свои страдания, ожидающую ее в конце пути. Центурион в Коттонвуде сообщил, что Вульпес лично приказал переправить ее к нему в форт. Означало ли это, что Инкульта действительно влип в неприятности и нуждался в любой помощи, или же наоборот успел взять ситуацию под контроль до такой степени, что девушке уже ничто не могло угрожать в растревоженном последними событиями лагере... при любом раскладе Рэй радовалась одной лишь перспективе вновь увидеть любимого. Просто находиться с ним рядом, а уж вместе они прорвутся, преодолеют трудности вдвоем — плечом плечу, бок о бок. Именно то, чего она желала изначально.
Где-то в глубине души курьер даже отваживалась на смелые фантазии, что Вульпес мог просто соскучиться, или же осознал всю силу своих чувств, мешающих безраздельно сконцентрироваться на деле. Самонадеянное предположение, но девушке оно льстило: тот самый случай, когда лучше не знать правду и даже не спрашивать о ней.
Крутой подъем тропы в гору не вызывал затруднений, дыхание оставалось столь же ровным, курьер чувствовала прилив сил. Она отлично выспалась, поскольку переправу задержали из-за повышенной активности республиканских снайперов. Заправляющий в Коттонвуде центурион настоял, чтобы девушка пересекла реку ближе к рассвету, в наиболее безопасные часы, когда ночь сгущает тени до черноты, а рука затаившегося в холмах стрелка уже начинает дрожать от усталости и напряжения. Заночевала Рэй в одиноко стоящей хижине у причала: все в той же полуразвалившейся лачуге, где некогда останавливалась еще в компании освобожденной из рабства девчонки. Первый визит в форт значительно отличался от данной прогулки: курьер смела надеяться, что изменилось, как минимум, отношение к ней солдат легиона — ее не преследовали более недоверчивые, косые взгляды, ладони часовых не замирали на рукояти оружия при ее появлении. Что самое главное — не звучали более сальные и двусмысленные шутки в ее адрес, похотливые намеки на ее пол, рассматриваемые в контексте пригодности женщины лишь в качестве подстилки для солдатни. Вероятно, здесь все же крылась заслуга Инкульты, явственно обозначившего свои права на нее, но перемена оказалась по меньшей мере приятной. Рэй чувствовала себя на своем месте, действительно принадлежащей легиону, разделявшей общую с этими людьми идею. Не осталось следа от той девчонки-сорвиголовы, ищущей шанс подзаработать и если не найти приключений, то хотя бы посмотреть на мир более чем с одного угла. Еще в ее жизни появился Вульпес... собственно, именно он и помог обрести в этой никчемной и поверхностной жизни некую цель. И Рэй желала бороться за эту опору до конца, до последней капли крови: после принятия в стаю уже сложно вернуться к прежней жизни волка-одиночки. Возможно, именно к этому она стремилась всегда: прибиться к группе истинных хищников, не в силах более выносить бесцельное существование в стаде вызывающих омерзение и жалость не то людей, не то животных.
Зыбкая грань между глубокой ночью и первыми признаками близящегося рассвета: небо еще черно, а тени густые и непроницаемые, но тусклое нежно-розовое зарево где-то за линией горизонта обещает вскоре разогнать вязкую пелену непроглядного мрака. Уже замолкли сверчки, и предрассветная тишина кажется особенно гулкой, воздух чист и свеж. Скрип шагов по песчаной дороге, тихое жужжание робота, далекий лай собак на вершине холма за оградой лагеря.
Несмотря на ранний час, форт уже пробуждался. Сменились патрули, на крутом каменистом склоне неподалеку от ворот инструктор вовсю гонял стайку сонных мальчишек-рекрутов, в данный момент своего существования явно готовых без колебаний перейти на сторону республиканцев в обмен на лишние пару часов сна. Мимо поднимающейся к лагерю Рэй прошли три рабыни с кувшинами, позевывая и негромко переговариваясь; поравнявшись с курьером, девушки испуганно замолкли, глядя во все глаза на гостью и ее механического спутника. Рэй даже не обернулась в их сторону, продолжая свой путь.
Самоубеждение или иллюзия, а возможно просто желание принять родную общину Вульпеса, точно так же считать легион и своим собственным родным домом. Всегда приятно осознавать, что тебе есть, куда возвращаться. Ради чего возвращаться. Две пули в голове отрезали доступ к прежним воспоминаниям курьера, к ее привычкам и былым связям — ныне их заменили новые. И Рэй хотелось верить, что она наконец-то смогла найти свое истинное место в заново открытом мире.
Воодушевление, непривычная легкость, словно и не довлел над ней внушительный груз проблем. Возможно, от любви действительно сходят с ума, но это сумасшествие оказалось приятным: дурные мысли просто отфильтровывались, не воспринимались всерьез.
Грядущий штурм дамбы они с Вульпесом переживут. Должны пережить — вряд ли Инкульта окажется в бою на острие атаки, возглавляя ударную волну легиона. А если слухи о смерти Цезаря, растревожившие Коттонвуд, являлись правдой, то лучшей возможности для стремительного взлета фрументария к вершинам власти и представить было нельзя. Наконец-то освобожденный от слепого, восторженного преклонения перед диктатором, Инкульта сможет поставить в приоритет собственные интересы, а не угождать Цезарю. Оставался еще Ланий... всего лишь ступенька к достижению цели, к обретению власти. Крайне сомнительно, что в ближайшие дни девушка вызовет у него интенсивный интерес — легату хватает проблем и с армией, и с профлигатами. Разумеется, в общем и целом Мясник — это неприятность... довольно большая по размерам неприятность, но ее нужно принять как должное, перетерпеть. Время все расставит на места, многое еще может случиться. А случиться с Ланием может все, что угодно, начиная смертью от ран и заканчивая смертью от яда: ключевое слово в сложившемся положении именно «смерть», и любой исход — это лишь вопрос времени, терпения и удачного стечения обстоятельств для претворения замыслов.
С юго-востока к воротам форта приближался небольшой торговый караван: два вьючных брамина и мужчина с винтовкой. Часовые оживились, нетерпеливо ожидая, пока торговец приблизится к ним. Караванщик поднял выше свой масляный фонарь и, обогнав едва плетущихся нагруженных животных, двинулся к форту быстрее. Рэй издали различала довольную улыбку на его обветренном лице.
Девушка включила подсветку пип-боя, что нечасто могла позволить себе ночью, не рискуя привлечь ненужное внимание, не опасаясь поставить под потенциальную угрозу свою жизнь. Сейчас фонарь освещал дорогу под ногами, рассеивая серый предрассветный сумрак. Первый пост патруля она миновала без задержек: часовые лишь равнодушно кивнули курьеру, явно опознав ее личность, и обратили все внимание на подошедшего караванщика, который в порядке особой привилегии спешил продемонстрировать охране дефицитные товары.
Мальчишки-рекруты, взмокшие и тяжело дышащие от длительного бега, пронеслись совсем рядом с Рэй, одарив гостью любопытными взглядами. Девушка краем уха услышала подтверждающий шепот одного: «Випера Инкульта» и впервые почувствовала нечто вроде гордости, не без удовольствия смакуя на слух эту прицепившуюся к ней кличку. Ее новое имя. Спина будто сама собой распрямилась, а в походке появилась уверенность и твердость. Легионер-наставник, присматривающий за тренировками подростков, издали смерил курьера оценивающим взглядом и едва заметно кивнул в качестве приветствия, что вызвало у Рэй новый прилив тщеславного удовольствия.
Тихий хныкающий стон откуда-то с обочины привлек внимание путницы: в полумраке тусклый луч пип-боя выхватил сгорбленный тонкий силуэт, согнувшийся под весом огромного тюка. Рэй чуть изменила траекторию маршрута, шагнула ближе, пытаясь разглядеть эту странную молодую женщину, пытающуюся тащить куль тряпья, размерами едва ли не превышающий ее саму дважды в обхвате.
Заметив внимание со стороны Рэй, рабыня сперва боязливо отвела взгляд, затем затравленно, испуганно покосилась на курьера с затаенной надеждой и почти картинно застонала.
- Чего с тобой? - нахмурившись, задала вопрос Рэй. Интерес ее носил чисто академический характер: если эта юная особа рассчитывала на помощь с ее стороны, предположим, из женской солидарности, то она глубоко заблуждалась.
- Чертовы камни, ничего в темноте не видно. Ногу вот подвернула, - пожаловалась рабыня, сбросив на землю тюк и с явным облегчением опускаясь на землю. Рэй осветила ее правую лодыжку — нога не носила следов травмы и даже не казалась припухшей, но скудное освещение могло не выдавать всех деталей.
- Белье, - пояснила девушка, кивая на свою ношу. - Сказали постирать, потому что через сутки все это пойдет на бинты... Беда в том, что до реки я все это одна не дотащу.
ЭД-Э в неуклюжем повороте едва не задел рабыню антеннами — та стремительно уклонилась, тихо пискнув и вжав голову в плечи. Робоглаз без всякой на то реакции равнодушно проплыл мимо, даже не скорректировав маршрут. Рэй проводила своего спутника обеспокоенным взглядом: стабилизатор все еще барахлил. Впрочем, девушка с тюком белья не спешила падать в обморок после угрозы столкновения с летающим роботом.
- Не поможешь? - с надеждой осведомилась рабыня, склонив голову на бок и с затаенным ожиданием пожирая взглядом свою потенциальную спасительницу. Рэй хмыкнула и сжала губы.
- Думаешь, у меня нет других дел? - почти оскорбленно пробормотала она. Рабыня обреченно вздохнула и пробурчала нечто вроде извинений. Вновь растерла травмированную ногу и со вздохом взялась за тюк, примеряясь, как схватиться за него поудобнее. Курьер отвернулась и продолжила путь к воротам на холме, размышляя о нелегкой доле лагерной обслуги.
Неожиданная идея заставила ее внезапно приостановиться; девушка двинулась к инструктору, лениво меряющего шагами пыльную дорогу и изредка подгоняющего вымотавшихся мальчишек не грубой, но довольно изощренной бранью.
- Аве, декан, - поприветствовала курьер мужчину, безошибочно определив знаки отличия на форме легионера. Тот медленно обернулся к девушке, несколько удивленный ее неожиданным вниманием.
- Как насчет дать твоим ребятам дополнительную нагрузку? - хитро прищурившись, предложила Рэй и кивком головы указала в сторону возящейся с кулем белья рабыни. Догадавшись, к чему клонится разговор, молодая невольница демонстративно схватилась за ногу и довольно громко застонала, перемещая жалобы ругательствами сквозь зубы.
Декан мрачно покосился на рабыню и презрительно сплюнул на землю:
- С чего бы рекрутам выполнять бабскую работу?
Рэй нахмурилась. Возможно, если бы обоснование легионера затрагивало усталость его подопечных, четкий график тренировок, иные нагрузки... что угодно, кроме открытого намека на сексизм, то курьер спустила бы все на тормозах и без сожалений и угрызений совести продолжила бы свой путь. Но комментарий декана задел ее за живое: она уже не желала оставлять инцидент без вмешательства.
- Ты думаешь, она развлечения ради с кучей белья погулять на рассвете выбралась? - огрызнулась курьер, скрестив худые руки на груди. - Все здесь работают ради победы, и она тоже. И если эта девчонка не выполнит возложенное на нее задание, то пострадают в первую очередь солдаты.
Легионер нахмурился и вновь с сомнением покосился на рабыню, излишне отчетливо кряхтящую при безуспешных попытках вновь взвалить тюк на спину.
Его подопечные, делая очередной круг вдоль частокола, старались пробежать как можно ближе к своему наставнику, чтобы подслушать разговор.
- Хмм... наверное, твоя правда, - вынужденно согласился декан, уклончиво мотнув головой. - Давайте, слизняки, подсобите с тряпками: Роб, Аурелий — быстрым бегом до реки. Не обернетесь за четыре минуты — в нагрузку потащите эту покалеченную размазню туда же на руках.
Рэй усмехнулась, глядя на обреченно поникших подростков, чьи имена огласил декан — недовольно косясь на обоих виновниц своих несчастий, мальчишки неуклюже подхватили тюк с двух сторон. Рекруты ничуть не сомневались, что в случае недостаточной расторопности угроза декана насчет транспортировки рабыни не окажется пустым звуком.
- Спасибо, - просияла девушка, во весь рот подпорченных зубов улыбнувшись декану и курьеру. Поднявшись на ноги, она неспешно заковыляла вслед за подростками. Легионер лишь вздохнул, почесал затылок и вновь сплюнул на песок.
- Иди уже, Гадюка, или теперь станешь убеждать меня лично дотащить тебя к Инкульте на горбу?
Рэй хмыкнула и задумчиво почесала подбородок, с деланным вызовом воззрилась на инструктора, будто примеряясь, как сподручнее влезть ему на спину. Тот тихо расхохотался, отмахнулся от нее рукой и, круто развернувшись, отправился прочь вниз по дороге, не преминув попутно шугнуть своих зазевавшихся рекрутов.
С довольной улыбкой на губах курьер зашагала в противоположном направлении к вершине холма. Из-за форта навстречу ей всходило солнце, окрасив широкую полосу неба над горизонтом в пастельно-розовые тона. Бодрой походкой девушка приблизилась к воротам, едва сдерживаясь, чтобы не начать пританцовывать под одной лишь ей ведомый мотив, звенящий внутри. На душе было легко: от цели ее отделяли лишь пара сотен футов, высокий частокол, да несколько охранников у входа в лагерь. Сущие пустяки, как казалось ей... ровно до тех пор, пока солдаты из патруля не начали проявлять к ней чересчур пристальное внимание.
- Аве, Гадюка! - поприветствовал глава караула, преграждая девушке путь. Рэй вынужденно остановилась. Легионер махнул рукой двум своим подчиненным, отдавая приказ:
- Проводите ее в преторий. На обратной пути разбудите Марка: ему с рассветом заступать на смену. Так и передайте: если вовремя не появится, я его больше покрывать перед Вектисом не буду.
Курьер недоуменно помотала головой, встревая в разговор:
- Почему в преторий? Меня вызывал Инкульта...
Охранник лишь пожал плечами и, широко зевая, отмахнулся от девушки:
- Не знаю, кто тебя вызывал, но Ланий дал однозначный приказ: при твоем появлении сразу тащить к нему. Если хочешь — можешь немного посопротивляться: на этот счет тоже были уточнения.
Легионеры гнусно загоготали, Рэй лишь неприязненно скривила губы, презрительным взглядом поочередно смерив насмехающуюся над ней охрану, словно пытаясь закрепить в памяти их лица. Ее реакция возымела действие и смех поутих.
«Возможно, оно и к лучшему», - подумала курьер. - «При встрече с Ланием раньше смогу расставить все точки над i». В любом случае, выбора у нее не было: девушке пришлось следовать за сопровождающими, тоскливо поглядывая в направлении правого крыла лагеря, где слишком далеко от нее затерялась в дальнем хемистриге палатка Вульпеса.